Владимир Рыбин - Холодный апрель

Тут все было ясно, и Александр переменил тему.

— Вы говорили о возмездии. А какое возмездие ждет нас за нарушение экологической цельности мира?

«Тут уж ему не обойтись без науки. На библию не сошлешься, поскольку там об экологии едва ли вспоминается».

Но пастора вопрос не смутил.

— Биологическая экспансия столь же гибельна, как всякая другая, — сказал он. — В истории Земли тому немало примеров. Шестьсот пятьдесят миллионов лет назад внезапно исчезло большинство одноклеточных водорослей. Следующая глобальная трагедия случилась через двести миллионов лет. Тогда вымерло большинство панцирных обитателей морей и океанов. Еще через двести двадцать миллионов лет столь же внезапно вымерли гигантские амфибии. Еще через сто шестьдесят пять миллионов лет — массовая гибель господствовавших на Земле динозавров. Замечаете цикличность? Что-то происходит через сравнительно равные промежутки времени. Кто на очереди? Люди? Вообще млекопитающие?..

— Погодите… — Александр растерялся от столь неожиданной информации. Мельком подумал о странном для верующего неприятии библейской легенды о сотворении мира, об Адаме и Еве. Но мысль эта мелькнула и растворилась в другой, более важной: — Динозавры вымерли что-то около шестидесяти пяти миллионов лет назад. Если следовать этой цикличности, то опасаться нечего. Получается, что у нас в запасе по меньшей мере сто миллионов лет.

— Это при естественном развитии. А мы искусственно изменяем среду, в которой только и можем существовать.

— Но вместе с тем развиваем науку. При всем нашем скептическом отношении к ней, нельзя не признать, что она кое-что может.

— Наука?! — с новым жаром воскликнул пастор. — Она уже доказала свою неспособность что-либо предотвратить. Научно-техническое стихийное знание объединяет человечество в механическое единство, но не дает ему средств стать единством органическим. И вот мы видим, что технически объединенное человечество находится на грани внутреннего распада и даже самоуничтожения. В этих условиях одна опора — на миротворчество нравственного предания Церкви…

— Почему же только церкви?! — Александр не выдержал, снова бестактно прервал пастора. — Коммунисты тоже опираются на своего рода нравственное предание. Все лучшее, что создано величайшими умами человечества, все наигуманнейшее лежит в основе коммунистического учения.

— Богу угодны все добрые дела. Доброделание богоугодно! — Пастор почти выкрикнул эти слова, и единственный, кроме них, в этом тихом уличном кафе человек заинтересованно оглянулся. — Мир есть дар божественной благодати. Но мир не только дар божий, но и плод человеческих устремлений и усилий. И то, что делают коммунисты во имя мира, для мира, — богоугодно.

— Слава богу, и коммунисты удостоились, — усмехнулся Александр.

— Человек призван к определенной миссии, к деянию. «Покажи ми веру твою от дел твоих», — сказано в библии. В этом божественная предначертанность. И по деяниям нашим воздастся нам. Бог создал человека по образу и подобию своему, то есть свободным творцом благодати. И не его вина, что некоторые отступают от божественного, творят зло.

— Зло злу рознь. Одно по неразумию, другое по умыслу.

— А как понять вас? — воскликнул пастор, уставив на Александра свой пронзительный взгляд. Редкая бородка его воинственно вздернулась. — Как понять ваш отказ от деяния?!

— Мой? Отказ?! — Он тут же и понял: речь о том приглашении участвовать в марше протеста к американской базе в Мутлангене. — Я не могу участием своим оказывать услуги тем силам, против которых мы все восстаем. Я объяснял.

— Ну, бог вам судья, — сказал пастор и встал. — Надеюсь, мы еще увидимся.

Он по-старомодному откланялся, резко наклонив голову и вытянув руки по швам, и пошел по пустой улице быстрым вкрадчивым шагом. Александр вертел в руках пустой стакан с остатками пены на дне, и на душе его было нехорошо.

«Может, они нарочно меня затягивают туда? — возникла мысль, и он ухватился за нее, как за спасительную соломинку. — Крюгеры, скажем, искренни, а пастор?.. Если и пастор искренен, то уж Каппес явно что-то замышляет. И вообще подозрителен этот Каппес. Незваным заявился к Крюгерам, вопросы задавал хитрые, двусмысленные. И сегодняшняя встреча в лесу. И эта драка подозрительная, словно по заказу организованная. Зачем? Чтобы напугать?»

Он оставил стакан и поднялся в волнении. Немец, сидевший через два столика, обернувшись, глядел на него исподлобья. А больше никого в этом уличном кафе по-прежнему не было. И эта неожиданная для субботнего дня пустота и тишина центральной улицы тоже показались Александру подозрительными.