— Да, да, конечно, — поспешил заверить корпусной и попробовал смягчить настроение: — И в операции, и в операционной.
— Извините, мне с ними работать, — оборвал его ведущий.
— Разрешите, кхе-кхе. — Замполит пригладил седую прядь, помедлил, ожидая разрешения.
Корпусной, как видно, не хотел давать ему слова, но, почувствовав уважение, с которым смотрят на замполита остальные офицеры, не посмел отказать.
— Только покороче, а то вы, политработники... — Он попытался пошутить, но шутки не получилось.
— Постараюсь, постараюсь, кхе-кхе. Прежде всего, мне непонятен какой-то панихидный тон, какое-то ненужное, излишнее раздражение. — Он окинул всех быстрым взглядом, по-молодому вскинул голову, — Ведь наступаем, товарищи! Освобождаем нашу землю, вперёд идем. Вы только вдумайтесь в это.
— Вдумались, — буркнул ведущий, всем своим видом давая понять, что не одобряет этого бодряческого тона на деловом совещании.
Замполит не обратил внимания на его иронию, продолжал спокойно, но энергично:
— Солдаты сейчас не те, что были в сорок втором, даже в сорок третьем.
— Они раненые, — вставил ведущий.
— Думаю, что и раненые не те... Впрочем, вам не до психологии, не до анализа настроения... Извините, кхе-кхе... Я, безусловно, не знаю деталей и специфики, не принимал участия в основной работе, но зато со стороны видел всех наших людей в деле. И прямо скажу, кхе-кхе... впечатление приятное. Более того, удивительно, как люди, собранные, как говорится, с миру по нитке, так дружно, так самоотверженно, так одинаково старательно трудились все эти трое суток. Это значит — сознавали свою роль, это значит — и им передался подъем наступления. Кхе-кхе... Вы, товарищи, видите, какой кровью даётся нам победа. И вы делаете все, чтобы вернуть наших героев в строй или к полезной жизни.
Корпусной кивал, как будто одобряя слова замполита. Ведущий смотрел перед собой ничего не выражающим взглядом.
— Так вот, со стороны, — продолжал замполит, — вы все были прекрасны. Возьмите капитана Сафронова, моего, можно сказать, земляка, почти ленинградца. Сколько он души вкладывал, как он болел за каждого раненого. И, я не знаю, по-моему, он справлялся со своей задачей.
— Помогали, — буркнул ведущий.
— Очень хорошо, — одобрил замполит. — Вот это я тоже заметил. И вам помогали. Все, весь батальон работал на хирургов. Старательно действовали шоферы, повара, аптечные работники. У вас не было задержки ни в чем. А сестрички... Это ж женщины, товарищи мужчины, кхе-кхе... — Он надолго закашлялся.
И все увидели, какой немолодой и какой больной этот человек. Никто не посмел прервать вынужденную паузу, никто не воспользовался возможностью вставить слово.
— Виноват, — извинился замполит и обратился непосредственно к ведущему: — Вот вы сейчас почему-то раздражены. И вам это не идет. А когда вы в работе... Это ж просто... Вас бы нарисовать, а еще лучше заснять за операцией. Вы ж чудо-хирург. Черт возьми, как вы этого не понимаете? — Замполит снова пригладил непослушную прядь, словно смущаясь своего восхищения. — Нет, вы, товарищи, не нагнетайте сейчас страстей. Не время. Боевая операция еще не закончилась. Вы слышали — в танковых войсках она продолжается недолго. Давайте подождем до окончания. А там в спокойной обстановке, поразмыслив, все, как надо, обсудим. Кхе-кхе... Вот еще, не могу не рассказать об одном факте. Госпитальный взвод еще не приехал. Галины Михайловны не видно. У нее сестричка Настенька. Чудо-девушка. Чистота душевная, просто родник какой-то. Иду вчера на рассвете. В кустах кто-то тихо плачет. Это она. У них солдат умер. Так она над ним плакала. — Он с трудом сдержал волнение. — Это понимать надо. Скажи об этом женщинам — они в пояс поклонятся нашей Настеньке. — Он повернулся к корпусному: — Так что, товарищ подполковник, с точки зрения морального состояния, с точки зрения настроения — в медсанбате все в порядке. О чем и докладываю вам устно и при всех.
Корпусной кивнул, быстро встал, привычным жестом одернул гимнастёрку.
— Указания будут такие... — Он дал указания и заключил: — По своим местам. Наступление продолжается. Раненые могут поступить с минуты на минуту.
Все расходились с добрым настроем. Слова замполита как будто придали сил. Сафронова нагнал Чернышев, похлопал по плечу:
— А замполит-то — дядя!
Раненые пошли к вечеру — понемногу, по одному, по два, по три человека. И все шло хорошо. Все успевали. Все были довольны друг другом.
Читать дальше