Константин Кудиевский - Горькие туманы Атлантики

— Внимательней наблюдать! — обронил на всякий случай осунувшийся вахтенный штурман, хотя глаза сигнальщиков и так слезились от напряжения.

Крейсерская эскадра медленно продвигалась к Сейдис-фиорду, где было назначено рандеву с кораблями эскорта. Этим кораблям после кратковременной стоянки и совещаний командиров предстояло присоединиться к транспортам; крейсерам же надлежало догнать конвой позже, у северной оконечности Исландии. В океане, в районе острова Ян-Майен, в охранение, согласно плану, вступали и тяжелые корабли дальнего оперативного прикрытия под флагом адмирала Тови, которые выходили или уже вышли из Скапа-Флоу.

Туман не позволял крейсерам следовать привычным, восемнадцатиузловым ходом. На некоторых из них, правда, были установлены радиолокаторы, но командиры не доверяли новинке, предпочитая обычные меры предосторожности, предусмотренные правилами судоходства. Это стоило нервов и времени.

На мостике «Лондона» все казалось мрачным и неуютным. Серая мгла вокруг как бы продолжалась в таких же серых рубках и башнях крейсера. Дождевики лоснились от влаги. С лиц уже долгие часы не сходила угрюмость: шторм утомляет физически, а туман угнетает.

Конечно, можно было укрыться в ходовой рубке, но стекла ухудшили бы и без того минимальную видимость. Да и обзор не тот… А в такую погоду невольно хочется видеть все, что доступно, слышать, угадывать, и потому на открытом мостике каждый чувствует себя хоть немного спокойнее.

В прошлом контр-адмирал Гамильтон не один год командовал крейсером. Он знал по опыту, что командир сейчас нервничал, его раздражало все, быть может, даже присутствие рядом начальника. И Гамильтон, попросив, чтобы ему докладывали сообщения с других кораблей, спустился в флагманскую каюту.

Снял дождевик и тужурку, с удовольствием облачился в мягкую пижамную куртку. Включил электрический камин и, пододвинув кресло, вытянул ноги к накалившимся докрасна спиралям, имитировавшим угли. Где-то внутри корабля — то близко, то в отдалении — низко гудели турбины, валы, электромоторы, время от времени всхрапывали насосы или стучали донки. Но эти шумы не отвлекали, не мешали, а скорей помогали думать. Вместе с едва ощутимым дрожанием палубы под ногами, с запахом краски, пара и смазочных масел они воспринимались привычно и незаметно, словно естественно входили в само существо старого моряка. Изменись внезапно режим работы двигателей, скорость крейсера или курс, он почувствовал бы это телом раньше, чем осознал бы.

Гамильтону, бывавшему редко на берегу, каюта казалась воплощением обжитого, почти домашнего уюта. И если б не тягостные думы, что не давали покоя, не позволяли хотя бы на короткое время отдаться отдыху и теплу… Как там, на транспортах? Они бредут в этом чертовом месиве в кабельтове один от другого, и две их колонны растянулись на несколько миль. Бредут осторожно, вслепую, на нервах, вблизи берегов и подводных рифов. Для практически нулевой видимости ход, правда, сносный: всего шесть узлов. Но при такой скорости трудно бороться с течениями и может снести на камни. Так и случилось с американцем «Ричардом Блэндом», об аварии которого час назад ему доложили. Сев на камни при выходе из фиорда, тот к тому же дал в эфир SOS — за подобную глупость военного командира отдали бы под суд или разжаловали бы. Однако удивляет, что на камни наскочил пока лишь один. Впрочем, утешаться этим рано: туман лежит и впереди, в Датском проливе. С какими потерями выберется конвой из него к чистой воде океана? А в Датском проливе, кроме тумана, минные поля, хоть и свои, плавающие льды… Есть от чего раскалываться голове. Он сам приказал строжайше соблюдать радиодисциплину и теперь тревожился, не имея донесений от транспортов.

«Надо бы написать матери», — вздохнул контр-адмирал. Он привык писать ей в Лондон еженедельно. Делиться огорчениями, раздумьями и тревогами. Несмотря на прожитые годы, а может быть, именно поэтому Гамильтон считал мать единственным другом. Он доверял ей больше, чем сослуживцам, чем сэру Паунду, и уж, конечно, больше, нежели Черчиллю. Впрочем, в этом смысле в британском флоте он вряд ли отличался оригинальностью: Черчилля не любили все моряки.

Организация флота Великобритании была громоздкой. Первым лордом адмиралтейства, то есть военно-морским министром, назначался по традиции штатский. Самим же адмиралтейством — Главным морским штабом руководил первый морской лорд, адмирал флота, по сути, главнокомандующий. Ему подчинялись командующие всеми флотами — Тихого океана, Индийского, Средиземноморского, флота метрополии. Все вместе эти флоты и отдельные соединения, базировавшиеся в колониальных странах, величались Гранд-флитом.