Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

Дверь закрывается, и в вагоне снова темно. Генек чешет голову, и Херта берет его за руку.

– Будет только хуже, – шепчет она.

Генек сутулится, не зная, что ему противно больше: что он заперт в мире неминуемого разложения или армия вшей, расплодившихся на его грязной голове. Он поправляет чемодан под собой и дышит через рот, чтобы избежать зловония смерти и гниения. В следующее мгновение его хлопают по плечу. До него дошла общественная жестянка с водой. Он вздыхает, макает хлеб в протухшую воду и передает жестянку Херте. Она делает маленький глоток и передает воду сидящему справа.

– Отвратительно, – шепчет Херта, вытирая рот тыльной стороной кисти.

– Это все, что у нас есть. Без нее мы умрем.

– Я не про воду. Про остальное. Про все.

Генек берет Херту за руку.

– Знаю. Нам нужно только слезть с поезда, а дальше мы справимся. Все будет хорошо.

В темноте он чувствует взгляд Херты.

– Будет?

Его охватывает уже знакомое чувство вины, когда Генек задумывается о том, что именно он несет ответственность за их пребывание здесь. Подумай он на секунду о возможных последствиях отказа от советского гражданства, поставь добровольно галочку в анкете в тот роковой день, все было бы по-другому. Они, скорее всего, до сих пор жили бы во Львове. Он упирается затылком в стену вагона. Тогда все казалось таким очевидным. Отказаться от польского гражданства было бы предательством. Херта клянется, что тоже не стала бы заявлять о своей лояльности Советам, что поступила бы точно так же, будь она на его месте, но если бы только можно было повернуть время вспять.

– Будет, – кивает Генек, глотая угрызения совести. Куда бы они ни направлялись, там должно быть лучше этого поезда.

– Будет, – повторяет он, желая хоть немного свежего воздуха. Хоть какой-то ясности.

Он закрывает глаза, мучимый ощущением беспомощности, которое угнездилось в нем, как горсть камней, с тех пор как они сели в вагон. Он его ненавидит. Но что тут сделаешь? Его остроумие, обаяние, привлекательность – все, на что он полагался всю свою жизнь, чтобы избегать неприятностей – какая от них польза сейчас? Он всего лишь раз улыбнулся охраннику, думая, что сможет задобрить его любезностями, так эта гнида пригрозила разбить его красивое личико.

Должен быть способ выбраться. Внутренности завязываются узлом, и Генека охватывает внезапный порыв молиться. Он не религиозен, безусловно, не проводит время в молитвах, не видит в этом смысла, по правде говоря. Но он также не привык чувствовать себя таким беззащитным. Если и бывает время просить о помощи, решает он, то оно наступило. Не повредит.

И Генек молится. Молится о том, чтобы их исход длиной в месяц подошел к концу; чтобы условия жизни в том месте, где они окажутся, когда им разрешат покинуть поезд, были приемлемыми; за здоровье свое и Херты; за благополучие родителей, за благополучие братьев и сестер, особенно Адди, которого он не видел больше года. Он молится о том дне, когда снова сможет быть вместе с семьей. Если война скоро закончится, фантазирует он, может быть, он увидит их в октябре, на Рош ха-Шану. Как здорово будет начать еврейский новый год вместе.

Генек молча повторяет свои молитвы, снова и снова, пока кто-то в вагоне не начинает петь. Гимн «Боже, храни Польшу». Остальные присоединяются, и песня звучит громче. Слова отдаются в темном сыром вагоне, Генек тихо подпевает:

– Прошу, Господи, храни Польшу. Храни нас. Храни наши семьи. Прошу.

Ноябрь 1939 года – июнь 1940 года. Более миллиона польских мужчин, женщин и детей депортированы Красной армией в Сибирь, Казахстан и Советскую Азию, где их ждут тяжелый физический труд, нищенские условия жизни, суровый климат, болезни и голод. Они умирают тысячами.

7 сентября 1940 года. Лондонский блиц. На протяжении пятидесяти семи ночей немецкие самолеты сбрасывают бомбы на столицу Великобритании. Более тридцати семи недель люфтваффе наносит авиаудары по пятнадцати другим британским городам. Отказываясь капитулировать, Черчилль приказывает Королевским военно-воздушным силам предпринимать непрерывные контратаки.

27 сентября 1940 года. Германия, Италия и Япония подписывают Тройственный пакт, создав альянс стран «оси».

3 октября 1940 года. Правительство Виши во Франции издает декрет – Statut des Juifs, – лишающий живущих во Франции евреев гражданских прав.

Виши, Франция

декабрь 1940 года

Адди меряет шагами тротуар перед ступеньками отеля «Дю Пар». Еще нет восьми часов утра, но он полон энергии, каждая клеточка его тела заряжена. Надо было поесть, понимает он, спасаясь от холода ходьбой. Похоже, это будет одна из самых холодных зим в истории Франции.