Игорь Угольников - Подольские курсанты

Митя первым кинулся к истекающему кровью Славику. Следом подбежали Ткаченко и старший лейтенант Носов. Вместе они перевернули покореженное орудие и кое-как закатили его на место. Бледный, как смерть, Славик лежал с открытыми глазами и уже молча смотрел в серое небо. Огромная лужа крови растеклась по приямку, Митя дважды в ней поскользнулся.

– Санитаров сюда!

Неожиданно Славик напрягся и попытался подняться. Ткаченко кинулся остановить его, но Славик отстранил его рукой и внятно произнес:

– Дайте мне винтовку.

– Славик…

– Дайте винтовку!

Ему сунули в руки валявшуюся рядом трехлинейку. Ослабшими пальцами Никитин попытался передернуть затвор, но забитая землей рама не поддалась, Славик сделал недовольную гримасу и обессиленно упал на спину.

– Митя, ты только маме не говори… Никому не говори. Пусть думают, что я живой…

Потерянные на установку орудия минуты оказались для расчета роковыми. Немецкие огнеметчики сумели подобраться вплотную к капониру и выпустить смертоносную струю прямо в орудие. Ткаченко кинулся было на них с гранатой, но, охваченный пламенем, рухнул в окоп, откуда спустя несколько секунд раздался глухой взрыв. Практически следом стали рваться подожженные орудийные снаряды.

Резкий порыв ветра с силой дернул палатку за брезентовый угол. Словно хотел узнать, долго ли она еще будет здесь стоять. Но палатки полевого госпиталя ставили прочно, и потому раздосадованный ветер с недовольным свистом умчался прочь.

Яхин проснулся от непонятного толчка. Сквозь туманное забытье ему показалось, что кто-то толкнул его в плечо. «Откуда это? – подумалось вдруг. – Никогда раньше не было, чтобы так ныло в груди. Это все контузия…»

Ему вдруг очень захотелось пить. Он обвел глазами палатку и разглядел в приглушенном свете медсестру Карповну. Чем-то пожилая женщина напоминала ему мать, которую вопреки желанию он в последние дни стал забывать. Он почему-то не смог вспомнить глаза матери, ее руки. Единственное, что еще осмысленно отзывалось в душе – ее теплый негромкий голос. Яхин поначалу испугался, но, столкнувшись с Карповной, неожиданно осознал, что образ матери никуда не уходил. Вот она – все такая же добрая и заботливая…

Вот и сейчас, лежа на больничной койке, Яхин поймал себя на мысли, что хочет позвать Карповну не иначе как «мама». Он разлепил ссохшиеся губы, повернулся, чтобы было удобнее, на бок, но лежанка под ним предательски скрипнула, и Карповна обернулась раньше, чем он окликнул ее.

– Чего тебе, сынок? – Она отвлеклась от своего занятия и поднялась с места.

– Попить бы. – Яхин просипел-прошептал свою просьбу, стараясь не тревожить лежащих рядом товарищей.

– Сейчас. – Она вернулась к столу, достала из тумбочки термос. – Вот, в самый раз будет – настой на травах. Мы его тут сами готовим. Девчонки, вон, иной раз пойдут да травки принесут – зверобой, ромашка. Полезный он, настой-то. Вон и доктор Петров то же говорит: вы, мол, девчата, побольше витаминов им давайте, нечего зря пустую воду пить. Быстрее поправятся.

Слушая негромкий голос Карповны и прихлебывая горячий настой, Яхин ловил себя на мысли, что слышит голос матери. Та тоже, бывало, уговаривала его, заболевшего, выпить лечебный отвар, хлопоча возле его кровати. Он сделал глоток – по телу покатился приятный жар, в нос ударило терпким сладковатым травяным запахом.

– А где девчонки-то? – Яхин спросил это без особого умысла.

– Девчонки-то? – зачем-то переспросила Карповна. – Да кто где: кто на передовой, кто здесь, в госпитале, с ранеными.

Она вдруг отвела глаза и стала поправлять его сбившееся одеяло. Яхин насторожился: чего он такого спросил? Вроде ничего обидного. Но он ясно почувствовал, что чем-то растревожил пожилую женщину.

Тем временем Карповна привычными движениями подвернула байковый край и собралась уходить. Яхин протянул ей крышку термоса и, надеясь вернуть и себе, и ей прежнее хорошее настроение, проговорил как будто даже заговорщицки:

– А вы такую… Шишкину Люсю… знаете?

Яхину показалось, что, назвав сейчас имя Люси, он затронет в душе Карповны что-то особое, заветное. Ему захотелось поговорить с ней как с матерью, узнать, что она думает о них как о паре. В конце концов, не политруков же об этом спрашивать!

– Люсю-то? Знаю, как не знать… – Карповна принялась закручивать крышку термоса, но не сразу попала в резьбу – пластмассовый колпак несколько раз непослушно провернулся вкось.