— А ну, маленькие разбойники! Чего вы так тянетесь к оружию? Дай бог, чтобы никогда больше не было войны…
Тесным кольцом люди окружили уставших, запыленных солдат. Не верилось, что это уже полное избавление от трехлетнего кошмара. Женщины допытывались, не встречали ли бойцы их сыновей и мужей, которые тоже где-то воюют, а они столько времени о них ничего не знают…
Нехама Сантос смотрела заплаканными глазами на солдат в касках. Точно таким представляла и своего сына. Может быть, и он сейчас, подобно этим бойцам, стоит в окружении таких же матерей и отцов. Как здорово было бы, если бы он оказался среди этих добрых солдат, с такой болью и участием смотрящих на жителей Ружицы и Лукашивки, на разрушенные жилища… Возможно, чужие матери обнимают и целуют его, а она, родная, даже не видит этого.
Шома-юродивый схватил два больших ведра и побежал к родинку, принес смертельно уставшим солдатам холодной свежей воды.
Увидев, как солдаты жадно пьют, Нехама Сантос заплакала:
— Боже мой, мы вас так долго ждали, а теперь, когда вы уже здесь, у нас нечем даже вас попотчевать!..
— Ничего, — вмешалась Рейзл, — товарищи не обидятся на нас… Что можно поделать, если мы остались голые и босые. Оккупанты ограбили пас до нитки. Благо, живы остались. Чудом уцелели… Ничего, товарищи дорогие, возвратятся с войны наши мужчины, тогда снова здесь начнется жизнь и Гедалья Сантос с молодыми парнями посадит новый виноградник и зальет бочки отменным вином… Стыдно, неудобно, что нечем угостить, но что поделаешь…
Гедалья Сантос, услышав последние слова Рейзл, спохватился вдруг:
— Постойте, постойте, бабы, чего это вы раскудахтались? Кто вам сказал, что нечем угостить наших родных освободителей? — Он глазами поискал в толпе бондаря: — Послушай, сосед! Будь добр, притащи-ка мне лопату, да побыстрее!
Бондарь испуганно взглянул на него:
— Зачем тебе лопата?..
— Потом будешь спрашивать! Лопату мне! — строго повторил Гедалья Сантос.
Все смолкли, глядя на него.
Менаша притащил лопату, и Сантос, взяв ее, подошел к старой акации, растущей на его огороде, остановился у дерева, отмерил десять шагов влево, потом десять вниз, к потоку, поплевал на ладони и быстро стал рыть землю.
Все окружили его, глядя, как энергично он орудует лопатой, как быстро и ловко выбрасывает из ямы податливую почву.
Через несколько минут старик вынул большой, почерневший от времени дубовый бочонок, счистил с него землю и кивнул землякам, чтобы принесли топор да побольше кружек.
Вздохнув, Гедалья рукавом вытер вспотевший лоб. Его большие темные глаза светились радостным волнением. Он нетерпеливо ждал, и вот — топор в его руках. Виноградарь деловито ощупал бочку, ловко выбил дубовую затычку, и из бочки повеяло опьяняющим духом старого вина.
Быстро наполнив бордовой густой жидкостью самодельные кружки, он широким жестом пригласил солдат.
— Кто сказал, что нечем угостить наших дорогих освободителей? Выпейте, хлопцы, за победу! Если мы дожили до этого часа, стало быть, нам грешно не выпить!
Солдаты пили с наслаждением, восхищаясь необычайным вкусом вина. Они наперебой хвалили его, не сводя глаз с хозяина, щедро наливавшего всем.
Бондарь Менаша осмотрел бочонок — хорошо ли заделаны клепки — и, узнав свою работу, довольно хмыкнул. Пригубив вино, он почмокал губами и важно промолвил:
— Да, скажу я вам, божественное вино!
Он опорожнил полную кружку, крякнул от удовольствия и снова похлопал рукой по бочонку:
— Чудо — не вино! Чистое золото! Это вино нужно вдыхать, смаковать, вкушать. Даже я такого еще не пил, слово чести! Хоть много лет дружим с этим виноградарем, но клянусь: таким вином он меня никогда не потчевал!..
Окружающие слушали бондаря и смеялись.
Менаша осушил вторую кружку и сразу покраснел, глаза заблестели, язык еще больше развязался.
— Скажи, мой старый друг, — обратился он к Сантосу, который разливал вино, — скажи мне, откуда у тебя взялся такой нектар? Да еще в земле?!
— Откуда? — Гедалья смущенно усмехнулся. — Очень просто… Когда началась война и я понял, что нам придется расстаться с нашей землей, с плантацией, я тайком зарыл этот бочонок и дал себе зарок, что достану его лишь в тот час, когда наши вернутся. Для наших освободителей я его и припрятал… И вот мы дожили до этого счастливого часа… Понял?
— Понял, да не совсем!.. — Менаша еще раз оглядел бочонок, который уже на три четверти опустел. — В голове у меня не укладывается… Вся округа считает тебя умным и мудрым. Но, как говорится, умный-то, умный, а все же дурень!..
Читать дальше