Василь Быков - Повести о войне

— Так это война, — после недолгой паузы возразил веснушчатый, — мы же о мирном периоде…

— А какая разница? — выкрикнул Алексей.

И снова заходили они по комнате, обжигая окурками губы, бережно втягивая дым. Карпов смотрел на них и думал, что, может, именно их пробудил он белой ночью от спокойного сна…

Карпов даже попытался представить их в пижамах, в клетчатых ковбойках, в пиджаках и шляпах… Видение мелькнуло и растаяло.

Зря, видно, почудилось ему той белой ночью, что они не знают, как отвести от себя новую беду.

Ночью Алексей долго не мог заснуть. Слышалось трудное сонное дыхание солдат, кто-то похрапывал.

— Срезал! — радостно крикнул во сне снайпер.

— Зина, — проговорил веснушчатый.

А Васюков чмокал, жевал. Еда приснилась.

Снайпер вдруг поднялся, попил воды из кружки.

— Хороший сон видел, — сказал он, догадавшись, что сосед не спит.

— Слышь, усатый, — привстал Карпов, — ты, кажется, в город завтра собираешься, за орденом? Сверточек по пути не занесешь?

— Для тебя всегда пожалуйста! А куда?

— На Фонтанку. Сыну Сан Саныча. Степе. Только молчок!

…Все спали. Алексей поднялся, обул сапоги и вышел в коридор.

Прислушался. Тихо.

Нажал на дверь рядом с кухней. Не заперта. Он вошел…

Утром во время заготовки дров Карпов отложил в сторону топор, надел ватник, затянулся ремнем. И тут же появился машущий телефонограммой Сан Саныч…

Они уже отошли довольно далеко от дома, когда услышали позади слабый крик:

— Леша-а-а!..

— Она! — воскликнул Васюков. — Говорил я, давай простимся, а ты… Волновать, видите ли, не хотел… Ее или себя?..

Карпов вздохнул и медленно пошел к Любе.

— Вот, — сказал он смущенно, — отзывают… Ты извини…

— Я тебя не пущу, — прошептала она, припав лицом к его ватнику, — как же это?.. Ведь мы…

— Я быстро, — пообещал он, — на, на память… — и снял трехпалую рукавицу. — Уходи…

Вытирая этой рукавицей слезы, она пошла обратно. И снова остановилась.

— Пожалуйста!.. Вернись!..

…На фоне квадратного маленького окна он узнал большеносый силуэт Вебера. Немец натужно кашлял.

— Погоди, — шепнул Алексей напрягшемуся для прыжка Васюкову. — Сейчас второй выйдет.

…Когда второй солдат, уже коченеющий, лежал в снегу, они вошли в будку.

Вебер спал, откинув к стене голову, но даже во сне кашель, мешаясь с храпом, разрывал ему горло.

— Простыл Адольф, испекся, — заключил Васюков, — подлечить бы его, компресс поставить, — он потряс немца за плечо, но тот, пробормотав что-то, не проснулся.

«Нет, не могу. Живи!» — написал Карпов автоматической ручкой поперек письма.

— Везучий, — вздохнул Васюков.

…Стреляли уже совсем близко. Как бы натужась, раздвинула вьюжную тьму бесцветная ракета.

Васюков упал в снег и положил автомат на труп часового. Но Карпов не остановился.

— За мной, Паша! — крикнул он. — Есть выход! Курт говорил, правей надо брать…

— Какой Курт? — заторопился за ним Васюков.

— Курт Вебер…

…Впереди сквозь яростные облака вьюги зачернела полоса еще не замерзшей реки. А вот и заснеженные деревья на берегу.

…Приказав Васюкову постеречь, Карпов торопливо достал из рюкзака плитку тола и заложил под стоявшую у самой воды пышную ель. Поднес зажигалку к растрепанному кончику бикфорда, зажег, отбежал и упал в снег. Короткий взрыв, от которого белая ель стала черной, вызвал вокруг целую канонаду, в свинцовое предутреннее небо снова взлетели ракеты.

Наконец с протяжным костяным треском ель повалилась в реку.

— Взрывчатку! — шепотом потребовал Карпов, хоть кричать теперь можно было во все горло. — Нет, нет! Я сам… Береги здоровье для академии…

Отстранив Васюкова, он вошел в черную воду и укрепил среди колючих, источающих смолистый аромат ветвей рюкзак и часовой механизм взрывателя.

— Течение здесь подходящее, — деловито произнес он, — я измерял…

— Когда? — недоуменно спросил с берега Васюков.

— Завтра! Ну, через десяток минут под мостом будет. Отходи! Слышишь, отходи! — он налег на дерево плечом, поплыл, держась за него, в черной ледяной воде. Берег с замершим на нем Васюковым стал удаляться. — Отходи! — крикнул Карпов.

«Неужели я его все-таки взорву, мост этот? — думал он, загребая одной рукой. — Мост… Мост… — и в памяти его зазвучала внезапно песня. — «…Нас с тобой никто-о-о не встретит…»

Мокрый, в ставшей коробом одежде выбрался он на берег.

— Шесть минут, — считал он, — семь… Восемь…

Пышная ель скрылась за поворотом.