Огненные фарватеры

— Товарищ командир! — крикнул он. — Кончается зенитный боезапас!

— И что ты предлагаешь? — спросил я, холодея от растерянности.

— Стрелять из сотки по низколетящим целям. Шрапнелью. Эсминцы уже стреляют из главного калибра, — уточнил он.

— Добро! Но как раз с этого и надо было начинать. С того, что делают эсминцы. — От сердца немного отлегло.

На подходе к острову Лавенсари командующий флотом приказал увеличить ход. Около 17 часов 20 минут 29 августа 1941 года отряд кораблей главных сил вошел на Большой Кронштадтский рейд. Основная группа транспортов прибыла сюда утром следующего дня.

Прорыв кораблей Краснознаменного Балтфлота состоялся! Боевое ядро флота было сохранено — из ста двадцати восьми боевых кораблей сто двенадцать пришло в Кронштадт. Достигли цели и тридцать четыре транспорта из шестидесяти семи. На помощь городу Ленина было доставлено восемнадцать тысяч бойцов с оружием. Вся морская мощь флота — двадцать три корабля с дальнобойной морской артиллерией — встала на защиту колыбели Октября, тысячи балтийцев сошли с их палуб на сухопутный фронт.

Героизм и мужество личного состава кораблей и судов, участвовавших в этом прорыве, не поддаются описанию!

Сентябрь 1941 года был, наверное, самым трудным месяцем для Ленинграда, для флота и для Кронштадта. Тяжелым он был и для нашего корабля — минного заградителя «Марти».

С 21 по 23 сентября на Кронштадт и корабли налетали сотни самолетов. С южного берега залива — от Лигова, Стрельны — била вражеская артиллерия. Уклоняться от бомбежек и обстрела возможности не было. Этому мешали узкие фарватеры, малые глубины, тесные гавани.

Разрывами бомб у «Марти» был разворочен борт в носовой оконечности. В корпусе мы насчитали до 300 пробоин. Погибли наши боевые товарищи — зенитчик Михаил Меньшов, трюмный машинист Махмуд Хусаинов, командир группы минеров лейтенант Николай Горячев, командир дивизиона движения старший инженер-лейтенант Владимир Дзюбачук, старшина команды минеров Георгий Веревкин. Многие были ранены.

Через пробоины в корпус корабля проникала вода. Обмотка размагничивающего устройства оказалась поврежденной в нескольких местах. Требовался заводской ремонт. И тут как раз пришел приказ выйти на минную постановку к острову Гогланд.

Мещерский хорошо знал и понимал обстановку, сложившуюся на фронте и на флоте, но не торопился с докладом начальству. Николай Иосифович вызвал командира БЧ-5 инженер-капитана 3-го ранга Губанкова и командира трюмной группы старшего инженер-лейтенанта Бориса Лунина. Втроем они прошли по отсекам. Впереди высокий сухопарый Мещерский, за ним низенький Губанков. Его усы обвисли, что означало крайнюю степень озабоченности. Последним шагал Лунин.

Они осмотрели каждую пробоину, каждый механизм, каждый кабель, поврежденный в бою, и пришли к выводу, что «Марти» находится в крайне тяжелом состоянии. Но все же, когда обход закончился, Мещерский для себя сделал вывод: приказ будет выполнен! Командир видел, как упорно работают люди, какую находчивость и смекалку проявляют они, стремясь побыстрее устранить боевые повреждения своими силами, сделать все, чтобы минзаг был готов к бою и походу.

Двое суток непрерывно, без сна и отдыха, работал личный состав «Марти». В ночь на 26 сентября минный заградитель ушел в свой одиннадцатый боевой поход. Экипаж успешно выполнил задачу: около трех сотен мин образовали новое минное поле на морских путях, которыми могли воспользоваться вражеские надводные корабли. И подводные лодки тоже.

И вот минзаг снова в Кронштадте, у причала Усть-Рогатки. Невдалеке с правого борта линейный корабль «Марат». Почти каждый день фашисты стреляли по линкору, а он, весь израненный, отвечал залпами башен главного калибра. Вражеские снаряды падали и у нашего борта. Как на ладони были видны фашистам от Петергофа кронштадтские гавани.

«Марти» готовился к очередному, двенадцатому боевому походу сорок первого года. Командование выделило время для ремонтных работ, которые следовало все же провести более детально и тщательно, чем те, которые пришлось выполнить перед последней минной постановкой.

Ремонтные работы начинались сразу после подъема флага и заканчивались перед вечерним чаем, — мы работали бы больше, но не разрешал командир.

— Корабль и экипаж должны быть готовы к выходу в море, товарищи, — говорил Николай Иосифович за чаем. — Работа на износ не повышает боевой готовности и производительности труда. Поэтому после чая вместо проветривания и приборки мы учиним только проветривание. Думаю, что старпом простит нам такую вольность. А потом организуем концерт художественной самодеятельности.