Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

Машина вывернула на Старопочтовую; началась легкая тряска на дороге, выложенной булыжником. Но разве сравнить ее с той, что испытываешь на подводе, когда все внутренности, как студень, трясутся.

«До чого ж гарна ця коляска!» — подумал Тихон Иванович, пригладив бороду.

За городом шофер Вася Моргунов спросил:

— Михаил Афанасьевич, с ветерком?

— Тихон Иванович, не возражаете с ветерком? — в свою очередь спросил тестя Михаил.

Тихон Иванович вопроса не понял, но согласно кивнул. И только когда машина стала быстро набирать скорость и от встречного ветра заслезились глаза, а сзади потянулся высокий хвост взбитой пыли, догадался, что значит «с ветерком».

Много раз ездил он этой дорогой, и она казалась ему долгой и утомительной. Теперь они мчались со скоростью, которой раньше Тихон Иванович не знал. Быстро проплывали по сторонам зеленые рощи и хутора, мелькали придорожные деревья, мягко хрустнул под колесами автомобиля ветхий деревянный мостик через мелководную, но богатую раками речку Сокол. Дул легкий восточный ветерок, и желтоватая рябь то в одном месте, то в другом трогала посевы. Хлеба обещали быть богатыми, год урожайным. И Тихон Иванович неожиданно подумал: «Мабудь, богоугодное дило робят коммунисты, раз господь помогае им и дае такэ богатство». Хотел было сказать он об этом Михаилу, да постеснялся шофера: все ж чужой человек.

В Винокосовской, на счастье Тихона Ивановича, дед Панкрат и дед Силантий — его одногодки — как раз сидели на лавке у крыльца и дымили самосадом.

— Останови, Михайло, останови! — забеспокоился Константинов, боясь проехать, боясь, что его друзья «не побачуть того, як вин из ахтомобиля вылазэ».

Вася Моргунов притормозил.

— Тихон Иванович, где я вас найду? — спросил Михаил.

— А вот тутечко и найдешь…

— Ну, добре. Я заеду за вами часов в восемь вечера.

Тихон Иванович немного оконфузился — никак не мог открыть дверцу, но помог Михаил: дотянулся рукой, что-то нажал — и дверца открылась. И Панкрат и Силантий, увидев Тихона, который важно выбирался из автомобиля, открыли рот от удивления.

— Ну, здорово, односумы! — расправляя усы, приветствовал друзьяков Тихон Иванович.

— Тю на тебе! — сказал Панкрат. — Видкиль ты взялся?

— Та й ще як начальник, — заметил Силантий.

— А я и есть теперь начальник.

На Тихона Ивановича напало игривое настроение, что с ним бывало редко. Но вот он увидел своих односумов, односельчан, однополчан, с кем делил и беду, и службу, и войну с японцами, и заговорило в нем давнее, молодецкое, когда он парубковал, еще не обремененный многодетной семьей, нуждой и тяжелым трудом. И вновь как бы явился Панкрату и Силантию Тишка, балагур и охотник за языками, известный всей дивизии своими походами в тыл к японцам, кавалер трех Георгиевских крестов и счастливый соперник: все трое были влюблены в Ивгу.

Тишка, стервец, обскакал их во всем: тринадцать детей настрогал. У Панкрата было шестеро, а у Силантия всего двое. У Силантия никого не осталось, а у Панкрата все шестеро живы. Только теперь они в городе.

— Ну шо мы тутечко стоимо, ходимо до мэнэ, — предложил Панкрат. — Устя моя счас все приготовит, та й чарка найдется…

И так, с прибаутками, подталкивая друг друга в бока, зашли они во двор Панкрата.

Устя тоже засуетилась: гость в доме — радость. Зарезала курочку, достала из погреба холодного молока, нажарила пирожков с картошкой и капустой…

— Ты, Устя, ще моторна, а моя Ивга шось хворае, — сообщил Тихон Иванович.

— Та ще колгочусь, — кокетливо по старой привычке поправив платок, ответила Устя и тут же присела.

Сделала приличествующее положению грустное лицо, стала расспрашивать о здоровье Ивги, время от времени вздыхая и вставляя: «От лыхо!», «Та шо ж воно з нею такэ?»

Просидели за столом часа два. Отяжелели немного. Тихон Иванович поднялся.

— Пиду пройдусь трохы, — сказал он.

За то время, пока он не был, деревня изменилась, появилось много новых кирпичных домов, на площади, где была церковь, высилось двухэтажное здание школы. Константинов прошел за околицу, к бывшему дому Закревского, у которого когда-то в аренду снимал фруктовый сад. Теперь в этом доме располагался детский сад. По двору и по саду бегала чумазая детвора. За ней наблюдала молодая женщина в темном ситцевом платье.

— Вам кого, дедушка? — спросила она.

— Та никого… Когда-сь я сторожувал цей сад…

— А, вот оно что… Сад был старым, как видите, погибает…