Игорь Бондаренко - Кто придет на «Мариине»

Из окна вагона хорошо была видна надпись на стене, сделанная светящейся краской: «Познань». Поезд стоял около часа, и надпись намозолила всем глаза. В купе было четверо: пожилой майор-интендант, молоденький белобрысый лейтенант-танкист, унтерштурмфюрер СС с пилочкой для ногтей в руке и обер-лейтенант, летчик, лицо которого невольно вызывало уважение даже у видавших виды солдат: следы ожогов и последующей пластической операции были явно заметны на нем. Все уже давно успели перезнакомиться и знали, что летчик едет из госпиталя в Постлау в отпуск, лейтенант-танкист — в Берлин получать новые танки, майор надеется выцарапать в управлении «хотя бы тысячу комплектов приличного обмундирования», унтерштурмфюрер получил назначение в Бухенвальд.

Частые остановки в пути, пока ехали по Польше, казались естественными. Но здесь, можно сказать на пороге рейха, вынужденная остановка раздражала.

Лейтенант-танкист сразу проникся уважением к летчику с Рыцарским крестом.

— Вы воевали на Восточном фронте?.. А с американцами вам приходилось драться?.. Сколько самолетов вы сбили?..

Танкист еще как следует не хлебнул войны: ускоренный курс в училище, фронт и в первом же бою «рус Иван сжег мой танк». Лейтенант не имел еще ни одной награды, и это его очень огорчало.

На крыше вокзала завыла установленная там сирена.

— Этого еще не хватало, — недовольно пробурчал майор. — Что прикажете делать: идти в убежище или ждать? Дурацкое положение…

— Да, действительно глупо, — поддержал майора унтерштурмфюрер. — Хотя бы сделали какое-нибудь объявление. — Наконец он спрятал пилочку для ногтей.

Неожиданно лязгнули буфера, состав дернулся и медленно пошел.

— Ну вот, так-то лучше, — успокоительно заметил майор.

Простучали колеса на стрелке. Летчик обер-лейтенант выглянул в окно. Состав поворачивал. Темный, без огней, в неярком свете луны он казался темно-зеленым и напоминал огромную гусеницу. Поезд выходил на центральный путь и весь был виден от паровоза до последнего вагона. Позади остались серые громады фабричных зданий, и в лицо пахнуло свежим воздухом от полей.

Минут через десять послышался гул моторов. Сначала он был едва различим из-за стука колес, но вскоре усилился.

Поезд втянулся в какой-то лесок и остановился. Пассажиры стали высовываться из окна вагонов, задирали головы вверх. Самолеты шли высоко, их не было видно, но время от времени в небе вспыхивали огоньки — англичане в сорок четвертом году уже не очень соблюдали светомаскировку.

— Пустые идут, — заметил летчик.

— Почему вы так думаете? — поинтересовался майор.

— А разве вы не слышите? По гулу.

— Почему же они пустыми летят на восток? — спросил танкист.

— Они летят к русским, там они заправляются, берут бомбы и летят обратно — «челночные полеты». Не слышали разве?

— Нет, господин обер-лейтенант. Подумать только, — простодушно сказал лейтенант-танкист, — против нас воюет весь мир…

— Вот именно! И вы еще успеете заработать не один Железный крест, — буркнул майор-интендант.

Унтерштурмфюрер скользнул по нему изучающим взглядом и повернулся к танкисту:

— И все-таки вам придется поспешить, лейтенант. Новое оружие скоро будет готово, и тогда, возможно, на вашу долю придется не так уж много работы…

Гул самолетов стал постепенно удаляться. Наконец состав тронулся. Все облегченно вздохнули.

Было уже далеко за полночь. Разговоры стихли. Мерное постукивание колес убаюкивало. Обер-лейтенант, прислонившись головой к спинке сиденья, задремал.

Проснулся он от того, что резкий луч карманного фонарика был направлен прямо ему в лицо.

— Документы! — у входа в купе стоял лейтенант фельджандармерии с подковообразной бляхой на груди, а с ним — ефрейтор и солдат с такими же бляхами.

— Где будете выходить? — спросил жандарм обер-лейтенанта.

— На Алекс [1] Алекс — так берлинцы называют площадь Александерплац. .

— Там вам надо будет сделать отметку у коменданта.

— Спасибо.

— Счастливо добраться, — сказал жандарм, козырнув.

— Где мы? — спросил лейтенант-танкист.

То, что они уже в рейхе, не вызывало сомнений. Пейзаж резко изменился. Бедные деревеньки с покосившимися, сплетенными из ивовых веток заборами, грунтовыми проселочными дорогами, захламленные, как после бурелома, леса — все это осталось позади. Аккуратные домики с островерхими крышами из красной черепицы весело глядели сквозь белое кружево цветущих садов. На полях виднелись водоотводные каналы. Леса были прорежены и прибраны, как приусадебные участки.