Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

Так оно и получилось. Первой явилась Нюра, потом Марфа. Муж Нюры, Иван Дудка, тоже с работы пришел раньше обычного, увидел Михаила:

— Эх, Махачкала! Я верил, что ты вернешься!

Захар Бандуристов вел себя так, будто они с Михаилом расстались только вчера. Принес два огромных вяленых чебака.

— На, порежь, — сказал он, передавая рыбины Ксене.

Со Стахановского городка пришли мать Михаила Анастасия Сидоровна, Максим с Феклой, Нина Путивцева.

Анастасия Сидоровна развернула узелок с теплыми пирожками.

— Шо вы, мам, голодные мы тут, что ли? — сказала Ксеня.

— Михаил любэ. Возьми к столу.

Старый раздвижной дубовый стол разместил всех родственников вокруг себя.

О прошлом старались не вспоминать. Когда Марфа Бандуристова пыталась выспрашивать Михаила, Нюра оборвала ее:

— Чего ты человеку душу рвешь?

Но прошлое нет-нет и врывалось в разговор.

Вовка притулился на краешке табуретки возле отца.

— Ох и скучал же он, Миша, по тебе, — сказала Нина. — Как ни приду к вам, а он грустный-грустный. Будто и не дитя вовсе.

«Сынок! А как же я скучал по тебе… Кому мне рассказать о своей тоске? О том, что я передумал там за эти годы?..» Михаил обнял Вовку:

— Никак не могу привыкнуть, сынок, что ты так вырос. Прямо парубок…

Небольшой срок — три года, а многие изменились: мать совсем старенькой стала, сухонькая, белая вся, как одуванчик; Тихон Иванович сильно сдал — полотняная рубашка, которая раньше трещала на плечах, висела теперь, как на вешалке.

Коля Бандуристов, сын Захара и Марфы, оказывается, уже успел военное училище окончить и теперь служил в Ленинакане.

— А Митька наш где-то под Львовом, — сообщил Иван Дудка. — Может, увидишь его там.

— Может, и Алешку встретишь, — вставила Нина. — Алешка мой на письма лентяй. На язык здоров, а на письма — ну прямо беда, — затараторила она. — Пишет раз в месяц, и как в той песне: «Все хорошо, прекрасная маркиза…» Будто я дурочка и не понимаю, какое сейчас время. Вот и ты, Миша, на запад едешь. И у других тоже, у кого ни спрошу из женщин: на западе мой, на западе…

Максим сидел напротив Михаила. От выпитого щеки у него порозовели. Но румянец был нездоровым, лихорадочным.

— У тебя не температура, брат? — спросил Михаил.

— Та, мабуть, е… — равнодушно сказал Максим.

— Часто бывает?

— А хто иво знае?.. После санатория вроде не было, а теперь знова. Морозе…

— Может, тебе работу поменять, а, братка?

— Ни, брат! Пильгерстан — оцэ моя работа, и другой мэнэ нэ трэба.

— Яка там друга работа, Миша, — вмешалась Фекла. — Гроши Максим приносэ добрые. Патрет ево на Красной доске висить… А хвороба? Шо ж? Я ему и маслица, и сальца, и чего душа пожелает… Николы мы раньше так не жили…

— Сыновья у мэнэ уродились добрые. У других — хто водку любэ, хто дивок, а мои — працю, — с гордостью сказала Анастасия Сидоровна.

— Ну почему, мам? Мы не только работу любим — жен своих любим, вас любим, землю свою любим…

— Можно к вам? — На пороге стоял Хоменко.

— Кузьма! Заходи! Заходи!

Михаил поднялся навстречу. Обнялись.

— Ты и впрямь на профессора стал похож, — заметил Михаил, высвобождаясь из объятий.

Хоменко немного располнел. Большие роговые очки придавали ему вид солидный, «ученый».

— Та що там профессор. Бери повыше — Кузьма Терентьевич теперь парторг ЦК! — сказал Захар Бандуристов.

— Ты ж по-прежнему на металлургическом?

— На металлургическом, но теперь на больших заводах не секретари парткомов, а парторги ЦК, — пояснил Хоменко.

— Хочется на заводе побывать…

— А ты не откладывай, приходи завтра. Я буду ждать.

Ксеня на стол подала дымящийся бараний соус. Теперь, кажется, все. Подсела к столу.

— Вот кто твой настоящий друг, Миша, — Кузьма. Хочу выпить за него. Многие забыли нас, а Кузьма нет… Спасибо тебе!

Хоменко засмущался.

— Бросьте вы об этом… Пойдем лучше покурим, — предложил он Михаилу.

Вышли на террасу. Ледовые узоры покрыли мелкие оконные шибки. Вода в ведре тоже холодила до ломоты в зубах.

— Застудишь горло.

— Не застужу. Я его на севере закалил. На лесоповале, когда пить хотелось, снег ели…

— У тебя есть твои «красивые» папиросы или моих закуришь?

— Твоих закурю. Не обзавелся еще «красивыми».

Закурили.

— Митрофанов работает? — спросил Михаил.

— Два года назад умер.

— Жаль старика. Хороший был человек. А в комсомольских секретарях кто у тебя теперь ходит?

Хоменко назвал фамилию.

— Не знаю… На Устинова не похож?