Николай Камбулов - Тринадцать осколков

Начинаю рассматривать чрево катакомб. В полутьме шевелятся бойцы, валяются какие-то предметы, возвышается кузов полуторки. И все молчат… Где-то там и Беленький, с разбухшим вещмешком на спине.

— Зовите сюда всех бойцов! — приказывает Правдин. — Мухин, Самбуров, пошли, — командует Егор.

Стены катакомб ноздреватые, в отдельных местах мокрые. Пожилой боец с лицом Тарана Бульбы, припав губами к надтреснутому камню, сосет влагу.

— Отец, — обращается к нему Чупрахин.

«Тарас Бульба» поворачивается к Ивану:

— Внутри горит. Нет ли во фляге воды?

— А ты кто?

— Пулеметчик.

— Иди к выходу, там море воды и жареные гуси с яблоками.

— Шутишь?

— Угадал, отец. Врать не умею. Но ты спеши к выходу. Правдин ждет тебя, говорит: пулеметчик нужен вот так, — Иван выразительно проводит ребром ладони по горлу.

— Правдин? Генерал, что ли?

— Бери выше, при нем знамя нашей дивизии. Понял? Спеши, что же сосать камни, поранишь губы.

— Говоришь, знамя? Иду, — он подхватывает пулемет и бежит к месту сбора.

Наталкиваемся на большую группу людей. Окружив Беленького, они о чем-то спорят. Иван, проникнув в центр круга, сталкивает Кирилла с ящика и поднимает руку:

— Братишки! Только что поступил приказ: всем сосредоточиться у выхода, пойдем утюжить фрицев. Кто против? Таковых нет? Постановили: за мной, кому дорога честь советского воина.

Чупрахин прыгает с ящика и, подняв над головой автомат, бежит к выходу, за ним течет поток людей. Возле меня появляется Беленький. Он кричит на ухо:

— Погоди, как пойдем на огонь, перестреляют!..

Трудно остановить бег. Отрываюсь от Кирилла и настигаю Ивана, который все еще продолжает повторять:

— Таковых нет. А откуда им взяться среди нас? Бурса, правильно я говорю: таковых нет!

Бойцы окружают политрука. Правдин, стоя в кузове машины, держит знамя. Взмахнув полотнищем, он говорит:

— Товарищи! Именем Родины, народа, партии приказываю: немедленно атаковать гитлеровцев. Пусть враг знает, что подземный гарнизон Аджимушкая действует и никогда не прекратит своего сопротивления…

Чупрахин подбегает к «Тарасу Бульбе».

— Мил человек, дай мне «дегтярева», а ты попей водички, — подает он пулеметчику пустую флягу.

— Пей сам на здоровье. Семен Гнатенко хорошо орудует этой штукой. Отстань! — свирепо вскрикивает пулеметчик и с необычайной легкостью бежит к Правдину, уже соскочившему с машины и направляющемуся к выходу.

— Вот это дядя! Готовый матрос. До чего же мне такие нравятся! — одобрительно говорит Иван вслед Гнатенко.

— Внимание! Предупреждаю, — политрук делает небольшую паузу и продолжает: — Как только услышите первую очередь пулемета, бросайтесь к выходу, сразу открывайте огонь. Кувалдин, вывод бойцов из катакомб поручаю вам. Товарищ Гнатенко, за мной!

Егор выходит вперед и занимает место политрука, представляется бойцам:

— Кувалдин — это я. Приготовить оружие к бою.

Рык пулеметной очереди, и следом возглас Егора:

— За Родину!

— Братишки! — с надрывом подхватывает Иван. — Не отставай!

Поток людей выносит меня на простор. Захлебывается пулемет Гнатенко, поддерживаемый рвущими воздух ружейными и автоматными выстрелами. Над головой Правдина ярко-красным огнем вспыхнуло, взвилось и заколыхалось знамя.

— Вперед! — зовет Кувалдин.

Рассыпаемся по полю широким фронтом. Багряные кусты разрывов становятся все гуще, образуя лес, в котором горит каждое дерево. Справа, из-за высоты, показывается цепь танков. Правдин, взмахнув полотнищем, падает на землю. Знамя, словно длинный язык пламени, некоторое время колышется в воздухе. Чупрахин подбегает к политруку.

— Бурса! — кричит он мне. — Помоги поднять!..

Бледное лицо Правдина искажено болью. Осколок попал ему в ногу.

— Отходите к катакомбам, — приказывает политрук.

Осколки дырявят воздух. Чупрахин, прикрыв собой Правдина, тащит его на четвереньках.

— Стреляй, Бурса, стреляй!

— Нет патронов, — отвечаю Ивану.

— Тогда кричи, криком их по мозгам, криком!

В грохоте боя мой голос похож на писк котенка. Чупрахин злится:

— Громче! Что ты шепчешь! — И сам поднатуживается: — Братва! В бок им дышло! Эй вы, мы вас не боимся!. Вот так их, Бурса!

У выхода останавливаемся. Здесь уже много бойцов. Они лежат между камнями и, у кого еще остались патроны, ведут огонь. Выстрелы жидкие, слабые, как крик обессилевшего человека. Кто-то из раненых просит воды. Чупрахин, привязав полотнище к винтовке, закрепляет его на большой глыбе ракушечника.