— Тихий ты, Вася, а голова твоя — тонна сообразительности. Догадаются! Флаг мы установили. Немцы хотя и близоруки, но красное видят далеко. Они немедленно пошлют сюда подкрепление, и тогда…
— Что же делать? Убрать флаг?
Люся испугалась:
— Ребята, это позор!
Амин-заде пропел:
— Эх ти, птичка-невеличка, мы своего флага не спустим…
Дот с тыла прикрывала подковообразная траншея с тремя площадками для пулеметов. Дробязко поднялся на носках, вытянул шею: пахло морем, песком и еще чем-то.
— Понял? — сказал Мальцев.
— Нет, не пойму, чем пахнет.
— Севастополем… Видишь дома, Корабельная бухта…
— Ничего не вижу.
— Закрой глаза и вообрази.
— Пойдем, фантазер.
По-прежнему в нише горел керосиновый фонарь. Люся прихорашивалась, расчесывая волосы.
— Вот что, Алешина невеста, — сказал Дробязко.
— Моя фамилия Чернышева.
— Она Чернышева! — подсказал Амин-заде. — Чернышева…
— Помолчи! — одернул его Дробязко. — Я принял решение: флага не спускать. Вам, товарищ Чернышева, сию минуту отправиться к подполковнику Кравцову и передать ему, что мы ведем бой и нуждаемся в поддержке.
— Бой? Где он, этот бой, какой бой? — Люся положила расческу в карман, надела пилотку.
— Немцы не слепые, — продолжал Дробязко, — так и передай — ведем бой, нуждаемся в поддержке. Сможешь ты это сделать? — Он приблизился к Люсе, и она поняла, что этот парень не шутит.
— Смогу, — сказала она и потянулась за автоматом.
* * *
Флаг уже дважды исчезал и дважды вновь появлялся, огнисто мельтеша на сером гребне, к которому тянулись мелкие группы бойцов, тянулись изо всех сил…
— Ну, еще рывок, еще один, — шептал Кравцов, сам не замечая, как все больше и больше показывался из окопа, будто стараясь подсобить тем, кто карабкается наверх, навстречу полыхавшим выстрелам.
Люся одергивала Кравцова, умоляя:
— Товарищ командир, осторожнее, кругом осколки… Присядьте вы, товарищ командир.
— Еще рывок! — повторял Кравцов и отмахивался от Люси: — Перестань, Марина…
— Я Люся, Люся…
— А-а, — спохватывался Кравцов и некоторое время смотрел на Чернышеву, потом открывал термос с чаем, выпивал несколько глотков и снова тянулся получше рассмотреть и оценить ход боя, убедиться, реет ли флаг.
— Они послали меня сказать вам, чтобы поддержку дали. Им там трудно, но они не отступят.
— Не отступят, говоришь? Конечно не отступят! Еще рывок, и мы пробьемся к ним. Выпей чаю. Костя, подай ей термос, — позвал он ординарца.
Костя отвинтил колпачок. Люся пила жадно, большими глотками.
— Как же ты, птичка, уцелела, добралась? Вон как полыхает, — спросил ординарец.
— Тогда потише было. Мальцев приказал: иди, и я пошла. Ползком, лощинкой, по «ничейному» полю, овражками да промеж камней… Но я уже рассказывала… Вы что, не верите? — обиделась Люся…
— Почему, верить можно, но какая кутерьма — смешались наши и немцы…
Гора кипела. Кипела от людских криков, кипела под густыми зарослями разрывов, кипела под ударами авиации, от непрерывных рыков гвардейских минометов, исторгающих огромные струи огня…
Полк Кравцова вгрызался в скалы, бетон и железо, четвертый час подряд, без передышки и заминки, жадно тянулся к гребню, на котором волшебствовал флаг. В полку уже знали, кто его водрузил, и что разведчикам крайне требуется поддержка, и что за этим гребнем открывается вид на море и начинаются предместья Севастополя…
Кравцов бросил взгляд на часы: стрелка бешено мчалась по циферблату, она так быстро бежала, что подполковник приложил часы к уху: спешат, что ли? Но ход был нормальным, и он понял: не усидеть ему на месте, не удержит себя в окопе…
Подполз связист, устранявший поврежденную линию, связывающую командира полка с командным пунктом. Пропищал телефон.
— Вас, товарищ подполковник, — сказал телефонист, подавая трубку.
— Акимов говорит, — услышал Кравцов знакомый голос. — Я все знаю, они молодцы, твои разведчики. Послушай, дорогой, что требуется, чтобы наш флаг реял на высоте? Мы оповестили войска о том, что твои солдаты ворвались в главный фас немецкой обороны. Ты понимаешь, что это значит?
— Да! — крикнул Кравцов. — Пробиваемся к гребню, еще рывок, товарищ Акимов, и мы будем там…
— Очень прошу вас, Кравцов, очень… Вам посланы танки, через двадцать — тридцать минут они подойдут. Немедленно бросайте их в бой. Остановка может все испортить. Вы поняли меня?
— Понял, товарищ Акимов…
Потом в трубке послышался голос Кашеварова:
Читать дальше