Владимир Соколов - Родиной призванные

Оставшийся в живых Григорий Климович Цацурин с ужасом вспоминал эту страшную ночь:

«Нас затолкали и повезли. Окоченевшие от холода, избитые и измученные, мы не могли даже сидеть. Гробовое молчание в машине. Стоит кому-нибудь застонать, как на него сыпятся удары. Но вот открылись двери тюрьмы. Загнали нас в коридор канцелярии и стали по очереди вызывать на регистрацию. Первым вызвали меня. Только я переступил порог, как на меня набросились охранники:

— Сволочи!.. Гады!.. И ночью нет от вас покоя. Мы вас всех перевешаем… Всех… Всех!..

Один из них ударил меня по голове рукояткой плетки, и тут как по команде удары посыпались со всех сторон. Били, пока я не упал… Потом стали избивать мать Поворова. Она очень кричала. Я пытался встать, но получил такой удар в бок, что потерял сознание. Весенняя ночь коротка, а для нас она длилась словно год…»

В тот же вечер был арестован Жариков. На станции Пригорье, завидев крупный воинский эшелон, он бросился к стрелке в расчете направить эшелон на запасный путь, где стояли вагоны с боевой техникой. Иван сбил с ног стрелочника и уже ухватился за рычаг, но, не успев его дернуть, упал, получив тяжелый удар по голове. На следующее утро забрали сестру Жарикова — Настю и Трегубова. Вернер надеялся добиться от арестованных важных признаний. Он рассчитывал на слабость Трегубова и на материнские чувства Кабановой. Молодую учительницу вместе с дочерью отдали в руки гестаповца Аристова.

Дворянин по происхождению, озлобленный белоэмигрант Аристов с появлением здесь нацистов стал вынашивать мечту вернуться на родину. В Рославле он себя показал как матерый фашист-палач. В тюрьме вел допросы и отличался безмерной жестокостью. Обычно Аристов появлялся со своим телохранителем по кличке Рыжий.

На весь день Ольгу Кабанову и ее ребенка оставили без пищи и воды. Девочка не боялась, не плакала, выносила голод и жажду, пока была с матерью. Вечером за ними пришел Рыжий. Сначала их провели через сарай, где злобно рычали овчарки.

— Смотри, — указал Рыжий на парня, лежавшего у ворот сарая.

Тело этого человека овчарки превратили в куски иссиня-красного мяса. Икра правой ноги была разорвана так, что виднелась белая кость.

— Вот конец этого бандита. Тебя ждет то же самое, если будешь молчать. Ну иди…

В кабинете Аристова, раскуривая толстую сигару, сидел Черный Глаз.

— Все данные против вас, понимаете — все! — начал Аристов. — Мы можем сохранить вам жизнь при условии, если вы… — Он потер ладонью свои седеющие виски, — если вы скажете все, что вам известно о связях подпольщиков с бандитами. Мы вас отпустим домой. Вопросы вы прочли. Надеюсь, поняли, подумали.

Кабанова молчала.

— Деточка, тебя зовут Ларисочка, — обратился Аристов к ребенку. — Ты хочешь кушать. Ну конечно же хочешь кушать и пить. — Он выдвинул ящик стола, достал шоколадку, потом налил из графина стакан какой-то розовой воды. — Бери, Ларисочка, кушай… Пей, деточка, — усмехнулся вдруг Аристов.

— А вы маме дадите? — облизывая губы и глотая слюну, спросила девочка.

— Маме тоже дадим. — Он моргнул Рыжему, и в комнату ввели Жарикова. — Скажи, деточка, этот дядя был у вас? Был? — все еще держа стакан и шоколадку в руке, спрашивал фашист.

Девочка долго молчала, глядя на шоколадку и воду, и часто глотала слюну.

— Был у вас этот дядя?

— Был, — тихо ответил ребенок.

— Хорошо, деточка, вот тебе кусочек шоколада. Глотни водички. Скажи, детка, что давал ему твой папа?.. Бумажку давал?

— Ничего не давал… Мамочка, я есть хочу, пить хочу, мамочка, — осевшим голосом закричала девочка.

Аристов смотрел в глаза ребенка, не мигая, и его сухое, с желтизной лицо испугало ее.

— Мамочка! Мамочка!.. Мне страшно!

— Сейчас я и твою мамочку спрошу. А если не ответит, мы ее будем бить… Бить вот этим. — Аристов показал на плетку с резиновым шлангом.

— Вы знаете Жарикова? Он у вас бывал. Листовки приносил? Да? Отвечайте.

Тянулись минуты.

— Молчишь, дрянь? Говори!

— Никаких бумаг я не видела. Они с мужем играли в шахматы.

— Играли в шахматы? — Аристов повел своим огромным глазом, и через несколько секунд Рыжий ввел другого арестованного. Ольга узнала в нем Трегубова.

— Ларисочка, — елейным тоном обратился Аристов, — вот тебе еще шоколадка. Вот водичка, пей. Хорошо. Довольно, А вот этот дядя бывал у вас? Ты видела его? Видела? Твой папа давал ему бумажки? — И заговорил дальше, через силу сдерживая раздражение. — Ну отвечай же! Отвечай!