Владимир Соколов: Родиной призванные

Ночью дядя Коля ушел к себе домой.

…Стать полицейским? Все в душе Кости содрогалось при этой мысли. Сещенский староста Гавриил Зинаков, к которому он обратился за содействием, долго отмалчивался. Не знал Константин, что на эту должность Зинаков вступил по заданию дяди Коли. Зинаков был дальним родственником Поворовых, и мысль видеть кого-либо из своих в полиции была ему противна.

— Подожди немного, надо прозондировать почву, поговорить в подходящую минуту с начальником полиции Коржиновым, чем-то его умаслить, — заговорил Зинаков.

В следующий приход Зинаков встретил Константина с довольной улыбкой:

— Говорил с Коржиновым. Он тебя охотно берет. Говорит, что полицаев не хватает, не больно-то спешат люди на немецкую службу. Так что определяйся.

Дело улажено. Советский лейтенант Константин Поворов превратился в полицая. Нелегко ему далось это превращение. Жители Первомайской улицы поселка Сещи видели, как долго Константин сидел на крылечке одного из домов и нервно курил папиросу за папиросой. Потом решительно встал и пошел в полицейское управление.

— Поворов-то! — зашептались сещенские жители. — В начальство лезет. Не успели фрицы прийти, а он уже к ним в полицию. Ну и гад! А еще командир… Комсомолец. Погоди же. Узнаешь, почем фунт лиха, — чернели у людей глаза от злости.

Вскоре в группу Поворова вошли два новых очень ценных подпольщика. Это были жившие в Сеще рабочие-коммунисты братья Никифор и Семен Антошенковы. Честно работал Зинаков. Рисковал своей жизнью, не позволил выдать ни одного из оставшихся в поселке коммунистов, сказал, что они беспартийные.

Дядя Коля и Костя встретились с братьями Антошенковыми.

— Партия приказала, — сказал Никишов, — всем своим членам, находящимся в тылу врага, бороться с фашистами. Вот и Костя…

Поворов и Никишов рассказали о своих замыслах.

— Слово партии для нас закон, — ответил Семен.

Никифор, шофер, стал полицейским вместе с Поворовым, а Семен превратился в трубочиста. Эта безобидная на первый взгляд должность была очень удобна для разведки. Трубочист легко мог засидеться на кухне, поговорить с солдатами, кое-что подсмотреть, а случалось, что и радио послушать. Послушает, что на фронтах, — другим передаст.

Но еще не решен был Костей очень важный вопрос: у кого квартировать в Сеще. Ведь жить дома, в Бельской, неудобно. Многое можно прозевать. И тут помог Никифор Антошенков.

— А ты переезжай к нашей племяшке — к Анюте. Дом у них большой. Живет она со свекром и свекровью. Муж на фронте. Двухлетний мальчик с ней. Своя она, комсомолкой была. Ручаюсь, не подведет.

Костя пошел к Анюте Антошенковой. Его уже там ждали. Ему понравилась квартира и молодая черноглазая хозяйка. Теперь он в Сеще. Мечта сбылась. Вот она, вражеская авиабаза…

Тяжело заполнять анкету. Душа саднила. Но надо. И Поворов записал: сын крестьянина, учился в Сещенской школе колхозной молодежи, работал в колхозе «Пятилетка». В 1939 году призван в РККА, определен в Воронежское военное училище связи, выпущен лейтенантом. Был мобилизован на фронт. Попал в окружение. А в конце самые страшные слова: желаю служить великой Германии.

Бойцы 50-й армии сражались на Жуковских высотах, удерживая на севере важнейшие плацдармы, а в Сеще, в Дубровке уже хозяйничали оккупанты. Сещенский аэродром и поселок Дубровку гитлеровцы заняли еще 9 августа. Однако полностью овладеть Рославльским шоссе противнику долго не удавалось. Очень сложная создалась обстановка. В Дубровке — немцы, а ниже по Десне, километрах в десяти, — части 50-й армии генерала Петрова. Тяжелые для обеих сторон бои шли ежедневно.

Большинство людей не представляло себе, что значит жить под властью оккупантов. Они не торопились с отъездом из родных мест. Боялись неизвестности в новых условиях, не решались бросить нажитое годами имущество. Многие надеялись, что гитлеровцев скоро разобьют и прогонят. Даже когда фашистские войска быстро приближались к Дубровке и Сеще, в районном центре считали, что это прорвался случайный десант и скоро он будет уничтожен.

Советская Армия, ведя непрерывные бои, отходила. После октября весь Дубровский район оказался во власти врага. Часть населения, опасаясь налетов авиации, из придорожных селений отхлынула в глубь района. Там было спокойнее. Казалось, туда не придут фашисты. Но повсюду оккупанты устанавливали свой «новый порядок». В Сеще и Дубровке были созданы доенные комендатуры с неограниченной властью. Давала о себе знать и власть назначенных гитлеровцами старост. Врач Надя Митрачкова чувствовала это почти каждый день. Она видела, как мужики и бабы ловчили, чтобы выпутаться из налоговых сетей, раскиданных немцами. Все было напрасно. Боясь за свою шкуру, старосты выжимали для немцев все, что могли. Даже ввели налог лаптями. Требовалось, чтобы каждый двор поставил пять пар лаптей. Потом кто-то из сведущих людей доказал, что в полевых селах не из чего плести лапти: нет лыка. Сняли сей налог, чтобы разверстать его в других районах.