Иван Виноградов - Подробности жизни

Когда все уселись, Димаков полувопросительно наклонил бутылку над стаканом Виктора и спросил:

— Ты как теперь? Еще не перешел в нашу веру?

— Да нет, пока что в староверах хожу, — ответил Виктор.

— Ну, я тебе малую дозу.

И налил полстакана.

Наталье — на треть.

— Значит, как говорится, со свиданьицем, — поднял Димаков стакан и, никого не дожидаясь, выпил сразу до дна. Выпил, как воду, ровными большими глотками, но, конечно, с бо́льшим, чем к воде, уважением. Потом взял хороший пучок лука, глубоко обмакнул его белыми головками в мед и смачно захрустел. — Закусь первый сорт, — ответил он на удивленный взгляд Виктора. — Ни в каких столицах такого не попробуешь, так что не упусти возможности.

— Правда, попробуйте, — посоветовала и Наталья.

Виктор с сомнением взял головку лука и потянулся к миске. Но Димаков остановил его руку.

— Ты меня извини, но без выпивки этого не поймешь и не оценишь. Это только как закуска после водки, а без того — не звучит.

Виктору не хотелось выслушивать неизбежных ехидств насчет непьющих, и он немного выпил, потом закусил луком с медом. Получалось действительно вполне уместно.

— Вот видишь? — одобрил и порадовался Димаков и под эту радость налил себе снова — уже неполный стакан — и выпил, никого не приглашая. Закусил свининой из тарелки. Жевал, поглядывая то на жену, то на ребят, то, наконец, на Виктора. С ним и поделился своим наблюдением: — А стареем, Витек, точно тебе говорю! Никому, я вижу, от этого не уйти, хоть ты пей, хоть не пей, хоть по-святому, хоть по-какому живи. Пока мы приглядываемся да примеряемся, как жить, она, глядишь, и заканчивается, жистянка наша. Скажи — не так?

Видимо, после второго стакана его всегда тянет к душевным и философским разговорам.

— Ты не думай, что я против тебя хочу сказать, — продолжал он. — Ты живешь, как тебе надо, я — как мне. Ты на своем месте, я — на своем. Ты — правильный, потому что у тебя и жизнь такая. Тебе не надо крутиться: сделал свою норму — получай зарплату-прогрессивку. Сотни три выгоняешь?

— Около того.

— Ну так чего тебе еще? Получай свое — и не суди нас, грешных.

— Я никого не сужу… — Виктор никак не мог понять, к чему Димаков клонит.

— Судишь и садишь, Виктор Павлович! — вроде бы весело, но вместе с тем и задиристо проговорил Димаков. — Знаем все!

— К тебе человек в гости приехал, — напомнила мужу Наталья.

Димаков насупленно, недовольно глянул на нее, однако не цыкнул. Наоборот, покладисто согласился:

— Это ты точно подметила… Давай-ка еще по одной примем — для полного прояснения мозгов.

Виктор уже видел, что Димаков, как говорится, злоупотребляет и что надо как-то поскорей от него отделаться или хотя бы увести сына. Он стал поторапливать Андрюшку, чтобы тот не засиживался над тарелкой, а доедал свой ужин и шел спать.

— А твоему Андрюшке мы дадим игрушки, — все угадал Димаков.

Он выбрался из-за стола, прошел в тот угол комнаты, что у входной двери, отодвинул темную занавеску, и Виктор увидел там в сумраке на стеллажах уже знакомые ему ржавые гранаты, мины, обгоревший винтовочный ствол. Димаков раскопал в своих залежах и «шмайсер», совсем не ржавый, отмоченный, видимо, в керосине.

— Настоящий? — удивился Андрюшка и выскочил из-за стола.

Виктор тоже встал и подошел к Димакову.

— Это ты, Гена, спрячь!

— Просишь или приказываешь? — спросил Димаков.

— Прошу.

— Тогда — закон! — подобрел Димаков и положил «шмайсер» на полку. Виктор невольно заглянул туда же и ахнул:

— Ну и натаскал же ты всего! Где только находишь? Немцы ведь совсем недолго тут были — только в сорок первом.

— А я и в другие районы выезжаю, — побахвалился своей деятельностью. Димаков. — У меня школьники мобилизованы.

— Вот уж ребят-то напрасно. А главное — для чего?

— Сказано: всякую дрянь бери в длань! — изрек Димаков. — Бери и собирай. Надо вперед смотреть, Виктор Павлович. Войны уже сколько времени не было?.. Ну вот. А города везде возникают, музеи в них создаются. Глядишь, мои железяки экспонатами станут, а за экспонаты денежки платят. А может, в комиссионках принимать будут. Я заглядывал в ваши такие комиссионки, где всякий старый хлам скупают и продают, и подумал: чем мои игрушки хуже?

— Чудишь ты все, Гена!

— Маленько и почудить не грех. А еще тут у меня патроны-осечки хранятся, тоже, можно сказать, исторические. Вот номер один, — Димаков извлек старый ружейный патрон, действительно с пометкой «№ 1», постучал пальцем по латунной потемневшей гильзе и начал пояснять: — Человек стоял метрах в полста, и не стоял, а пер, гад, прямо на ружье. Я надрываюсь: «Стой, сволота, стрелять буду!» — а он лезет и лезет, ему, видишь ли, с Наташей лично поговорить надо. Вижу — все, конец, не миновать быть покойнику. Жму на спуск. Осечка!.. Что скажешь? Не исторический патрон?