Мэтью Риджуэй - Солдат

Обойдя изрытую снарядами площадку на скале, я направился вниз к входу в тоннель Малинта. Японцы превратили тоннель в свой последний оплот на Коррегидоре. Их убивали там, как крыс, и даже сейчас, через несколько месяцев после окончания боев, из тоннеля шел удушливый запах.

Я посетил горный район, где тяжелые бои пришлось вести 38-й американской дивизии, В этом бою дивизией командовал генерал Фред Ирвинг, который в Уэст-Пойнте учился со мной в одном классе. Он показал мне местность и описал ход боевых действий. Свой виллис мы остановили прямо на грязной узкой дороге, «Фред показывал мне, где происходили бои. Вдруг в каких-нибудь пятнадцати метрах от нас из окопа выскочили два японских солдата и бросились удирать, стремясь укрыться в высокой, более двух метров, траве. Я направил вдогонку за ними солдата, и он без труда настиг японцев. Это были самые изнуренные существа, каких только можно себе представить. Бои здесь закончились по меньшей мере две недели назад, и с тех пор у этих японцев, очевидно, не было во рту ни крошки. Фред пошутил, заметив, что не успел я приехать из Европы, как собственноручно захватил в плен пару японских солдат. На самом деле я их вовсе не захватывал: сержант выловил их, как кроликов, и доставил к машине. Японцы, к нашему счастью, были безоружны.

Подготовка официального акта капитуляции подходила к концу, и мне было совершенно нечего делать. Меня пригласили в Токио присутствовать на церемонии подписания акта о капитуляции на борту линкора «Миссури». Мне очень xoтелось поехать туда, чтобы быть очевидцем этого исторического события. Однако места на «Миссури» было очень мало, и на церемонию не могли попасть сотни офицеров даже из числа тех, кто сражался на Тихом океане в течение всей войны. Считая, что любой из них больше меня заслужил право присутствовать на церемонии, я отклонил приглашение.

Поскольку в тот период у меня не было никаких дел, требовавших внимания генерал-лейтенанта, я попросил у генерала Макартура отпуск. Отпуск был разрешен, а\ я отправился на аэродром в Маниле, чтобы каким-нибудь самолетом вылететь в США. Однако получить билет на самолет оказалось очень трудно, так как желающих лететь в США было больше, чем мест. Эту линию обслуживали некомфортабельные, с неудобными ковшеобразными сиденьями самолеты, и меня не прельщала перспектива утомительного перелета на такой машине через весь Тихий океан. Однако больше лететь было не на чем, и я, наконец, получил место на старом, потрепанном бомбардировщике В-24. Уже сев в самолет, я разговорился с членами экипажа и узнал, что у них нет никаких спасательных средств, даже обыкновенной надувной резиновой лодки. И я вежливо распрощался с ними, решив лучше подождать.

Затем мне предложили место на старой развалине С-54, направлявшейся в США для ремонта после тяжелой службы в районе Китая и Бирмы. Пилот жаловался, что и моторы никуда не годятся, и радиосвязь ненадежна, однако рассчитывал благополучно доставить старушку до места. Что же, и на этот раз я решил не спешить. Поблагодарив пилота и забрав свой дорожный мешок, я слез с самолета. В конце концов лететь мне пришлось все-таки на одном из стареньких бомбардировщиков типа 8-24, до отказа набитом людьми. До Гавайских островов мы добрались благополучно, но были совершенно измотаны.

В Гонолулу вслед за нами приземлился самолет, на котором прилетели шесть или семь генералов, освобожденных из японского плена, и я обедал вместе с ними. Некоторых из них я знал еще до войны и, глядя то на того, то на другого, удивлялся, насколько по-разному отразилось на характере каждого длительное заключение. Некоторые почти совсем не изменились. Они, как и прежде, смеялись, шутили, рассказывали забавные истории. Человека два выглядели совершенно по-иному: они сидели молча, не произнося почти ни слова. Внешне многие из жизнерадостных выглядели хуже, чем угрюмые, страдавшие духовно.

Помню, я вновь почувствовал глубокую благодарность к провидению, которое много лет назад побудило меня отказаться от должности командира полкана Филиппинах. Если бы тогда я принял полк, то меня уже не было бы в живых или, в лучшем случае, я находился бы в числе этих изможденных, больных людей.

Приехав в Вашингтон, я зашел к генералу Маршаллу, После первых же слов он задал мне вопрос, поразивший меня как гром.

— Вы не хотели бы стать послом? — спросил он.

Я ответил, что мне никогда не приходилось задумываться над этим, но что само предложение заинтересовало меня.