Эмиль Кардин - Сколько длятся полвека?

Ситуация, возможная лишь в воображении фантаста или на фронте.

На талой земле перепутались гусеничные следы «тридцатьчетверок» и «фердинандов», «исов» и «тигров».

Генерал Кимбар из открытого люка рассматривал в бинокль одинокую башню кирхи на северной окраине Дрездена.

На отчетной карте Шернера командный пункт 2- й польской армии был заключен в аккуратное колечко, означавшее окружение.

С колечком тернеровские штабники поспешили. Но свой клин в основание клина, забитого в немецкую оборону польскими полками, они небезуспешно углубляли и расширяли.

Прорыв поляков к Дрездену, соединившийся с общим наступлением 1‑го Украинского фронта, представлял угрозу всей группировке Шернера «Центр». Немецкий клин в районе Будишина угрожал 1‑му Украинскому фронту. Угроза, нависшая над вермахтом, опаснее. Война уже проиграна. Тем не менее действовал Шернер осатанело: пропадать — так с музыкой; тонуть — топить всех, своих и чужих.

Домик из нештукатуренного кирпича отделяли от стриженого кустарника 600 метров. В кустах залегли немецкие автоматчики. Кто–то подполз к ним с тыла, сверкнула на солнце крышка термоса.

Сейчас у них утренний кофе.

— Ян, — окликнул Сверчевский ординарца. — Нет ли кофе?

Чья–то рука протянула командующему флягу с остывшим чаем.

Расстегнув тугой ворот, Сверчевский пил из горлышка. Жадно и долго, привалившись к спинке вольтеровского кресла. Слева стояли зеленые и коричневые ящики полевых телефонов. Тот, который больше всего интересовал Сверчевского, безмолвствовал вторые сутки. Связь со штабом фронта не восстанавливалась. Петров пытался связаться через соседний советский корпус. Но такая связь не устраивала ни Петрова, ни Сверчевского. Генерал Костылев не мог пробиться к дому, прочно сложенному из красного кирпича.

— Есть ли смысл в том, что мы торчим рядом с немцами? — Пщулковский не спал две ночи, зарос щетиной и говорил, растягивая слова больше обычного. — Пусть я агроном, но не вижу резона.

Сверчевский подумал: так способен сказать человек, откровенный и смелый, не склонный дипломатничать [86] Эдмунд Пщулковский в 60‑е годы был послом Польской Народной Республики в Советском Союзе. . Ответил не сразу.

— Смысла, вероятно, нет. Ты, Эдмунд, неисправимо цивилен. Есть необходимость…

Мелькнула мысль о необходимости, становящейся смыслом. Но стоит признать любую необходимость высшим смыслом, и получится бессмыслица. Вчера он натолкнулся на гурьбой валивший в тыл батальон. Следовало, вероятно, вызвать командира, задать перцу… Он принял команду, объяснил задачу с помощью нескольких крепких выражений, потом вместе с батальоном захватил деревеньку, где теперь КП. Правильно ли поступил? Поразмыслим на досуге.

Сейчас досуга нет. Еще бы десять спокойных минут.

— Товарищи офицеры! — он выкрикнул вдруг по–русски, хотя рядом находились преимущественно поляки и штабным языком был польский. — Личное оружие — к бою. Гранаты готовы?

К позавтракавшим немцам подползло два взвода. Офицер в черной пилотке танкиста парабеллумом указывал на кирпичный дом. Пулемет МГ нашаривал окна верхних этажей. Офицер в уме не держал, что это КП польской армии. Но сюда тянулся кое–как замаскированный кабель, ночью слышался автомобильный мотор. Немецкий устав рекомендует в подобных случаях поступать не мешкая, инициативно. Офицер–танкист почитал устав.

Подъема Сверчевский не испытывал. Меньше всего хотел вести в рукопашную ближайших помощников. Но что попишешь?

Обошлось без рукопашной. Отстреливались из ППШ, из пистолетов, пустили в ход ручные гранаты…

Ставя задачу пятой дивизии, прозрачно кодируя телефонный разговор (танки — «коробочки», снаряды — «огурцы», атака — «свадьба»), он добавлял открытым текстом: Саша, не зарывайся.

Генерал Вашкевич призывает лишь «напщуд». И командарм отечески остужает комдива, порой велит ему оттягивать штаб. Хотя в общем согласен с Вашкевичем: штаб должен наступать на пятки войскам.

Когда рывок вперед, надежда на 5‑ю пехотную.

У комдива «семерки» полковника Миколая Прус–Вепцковского иной склад. Еще в Люблине Сверчевский почувствовал в нем волевую решимость и врожденную порядочность. Человек этот мог быть только самим собой. В тридцать девятом от бомбы погибла жена, и оставшийся с маленьким сыном полковник батрачил у помещиков.

Ни в AK, ни в АЛ не вступал, испытывая недоверие к тем и к другим.

Поколебавшись, Прус–Венщшвский явился в бывший ресторан Рутковского и опешил, когда Сверчевский после трех часов беседы и четырех стаканов чаю назначил его командиром дивизии.