Вольдемар Балязин: За полвека до Бородина

Любезный мой читатель! Задумывался ли ты когда–нибудь над тем, что вся твоя жизнь проходит в потоке Истории?

Рождаясь, человек попадает в этот поток и, даже умирая, все же не уходит из него, оставляя потомству свои дела, свои мысли и память о себе, какая была заслужена им.

Вместе с этим человек приходит в мир не на голое место, не в пустыню и не на целину, но на богатую ниву, возделанную неустанным трудом многих, предшествовавших ему поколений.

Так и наш герой — Миша Кутузов — вошел в этот поток обыкновенным ребенком, а ушел из него великим человеком и гражданином.

Как стал он таким? Благодаря чему из мальчика, каких было множество, он превратился в полководца и мыслителя мирового масштаба? Какая почва взрастила его? Какими были его воспитатели и наставники?

Отвечая на эти вопросы, я постарался не только осмыслить истоки биографии Кутузова, но и отыскать корни этого феномена, изучив и его родословную, и многообразные причины, и движущие силы, способствовавшие ему в этом, иными словами — я сам погрузился в поток Истории, струившийся еще задолго до рождения моего героя. Кроме того, я рассказал и о многих людях, и событиях, которые продолжали жить и после событий, описанных в повести, а также и о нем самом в пору его мужания, зрелости и даже старости.

Избрав именно такой метод повествования — необычный и довольно трудный, — я прошу тебя, мой читатель, отнестись к чтению не только как к развлечению, но как к работе, хотя и непростой, и нелегкой, но зато, как я надеюсь, достаточно интересной и увлекательной.

Ты сумеешь, если захочешь, понять, что такое работа историка и что такое работа писателя. Как они соотносятся, дополняя одна другую и переплетаясь между собой.

Ты войдешь в лабораторию исторического исследования и увидишь, как ради единого факта приходится перелопачивать сотни страниц исследований и документов.

Ты увидишь, наконец, что история еще полна загадок и тебе есть над чем потрудиться, если ты изберешь ее своей профессией. А если же этого и не случится, то все равно чтение книги заставит тебя с уважением относиться к Истории — науке, потому что нет ей равной среди иных наук по мощи воздействия на умы и души людей, по силе просвещения и глубине нравственного проникновения самым коротким и простым путем — путем прямого обращения к сердцу человека.

Главное дело своей жизни — руководство героической борьбой народа в 1812 году против полумиллионной армии иноземных захватчиков — Кутузов свершит через полвека после событий, здесь описанных. И все же «гроза Двенадцатого года» будет незримо присутствовать на страницах книги.

Я хотел, чтобы, прочитав эту повесть, мой читатель, — независимо от того, кто ты, ребенок или взрослый, — с уважением и интересом огляделся вокруг, угадывая в десяти–двенадцатилетних гражданах нашей страны будущих академиков и маршалов и просто честных и полезных солдат и тружеников — строителей и защитников Отечества.

Если я этого добьюсь — труд мой не пропал понапрасну.

который мог бы служитъ Эпилогом, ибо в нем повествуется о последних месяцах жизни нашего героя и неких эпизодах его биографии, без которых не может бить понятно и начало его бытия

23 ноября 1812 года в белорусских лесах и болотах Наполеон бросил остатки своих разгромленных, умирающих от голода и холода войск, сел в карету и уехал в Париж.

От полумиллионной армии осталось не более трех десятков тысяч человек, спасающихся в паническом бегстве, без командиров, без дорог и без оружия.

Лишь одна сотая часть «Великой армии» — пятитысячный арьергард, возглавляемый любимцем императора, никогда не унывающим весельчаком и храбрецом, героем Ульма, Иены и Фридланда, любимцем солдат, щеголем и красавцем Неем, шел под командой офицеров, сохраняя строй.

26 ноября Кутузов писал жене своей Екатерине Ильиничне «между Минском и Вильно»: «Я, слава богу, здоров, мой друг, и все гонимся за неприятелем, так же, как от Москвы до Смоленска, мертвыми они теряют еще более прежнего, так что на одной версте от столба до столба сочли неубитых мертвых 117 тел… Эти дни мороз здесь 22 градуса, и солдаты все переносят без ропота, говоря: «Французам хуже нашего…»