Бэзил Дэвидсон - ОПЕРАЦИЯ «АНДРАШИ»

— Луна сейчас на ущербе. И может быть, соберется дождь, — заметил Малиновский.

Гребень леса над их головами всколыхнулся от ветра.

— Здесь никого не останется, кроме связных. Ну, человек шесть. — Марко усмехнулся. — И еще мы.

— Да, и мы. Не слишком внушительный объект, а?

— Для пяти тысяч? Их сюда меньше пяти тысяч не явится.

Они ощущали себя товарищами. Это перестало быть личным делом.

Том возился с передатчиком, проверяя контакты, и болтал с Нелой — она забежала попрощаться. Он встал рядом и начал смотреть на короткие пальцы Тома, которые что-то налаживали среди проводов, ламп и клемм. Том, не отрываясь от работы, сказал по-английски, что связаться с базой удалось сразу и он послал сообщение: «Переправляюсь сегодня ночью с Блейденом…» А что ответила база? Ничего. Само собой, ничего.

— А следующий выход на связь?

— Сегодня в девять.

Он испытывал странное волнение. Значит, вот как принимаются решения, остающиеся в истории? Он внимательно разглядывал худые плечи Тома, напрягшиеся от усилия потуже затянуть разболтавшийся винт. Он посмотрел на до жалости тощую шею, на треугольную, сосредоточенно наклоненную голову. И почувствовал потребность как-то извиниться.

— Мне жаль, что все так получается, — произнес он наконец, прислушиваясь к собственному голосу, как к чужому, — однако мы должны это сделать.

Но у Тома никогда нельзя было угадать, что он чувствует на самом деле.

— Лишь бы не пришлось брать туда эту чертову лошадь!

— Конечно, лошадей мы брать не будем.

Все это должно было бы происходить как-то более достойно и благородно. Он вдруг потерял уверенность, расстроился, отвернулся от Тома с Нелой и посмотрел в свой угол, где лежал его небольшой, давно собранный рюкзак. Это его не утешило. Он подошел к двери. Небо над крышей напротив уже потемнело. Прислонившись к косяку, он смотрел на небо и ощущал близость реки. Ночь будет черно-серебряной.

Он вернулся к себе в угол и начал еще раз проверять свои вещи: запасные обоймы к пистолету, бритвенные принадлежности, дневник, блокноты, несколько писем матери, кое-какая одежда. Он смял страницы «Фелькишер беобахтер», которую три дня назад привезли из Илока, зажег их на холодных камнях очага и начал подкармливать пламя, охватившее жирные готические нелепости, радиограммами за последний месяц, сжигая их, радуясь избавлению от всех этих свидетельств бессилия и проволочек. У него за спиной Том и Нела пикировались, как будто его тут и не было. Он слушал их болтовню, припомнив, с удовольствием припомнив официальное мнение, извлеченное из разговоров в офицерской столовой, бодрых разговоров, разговоров, которые вели офицеры, проходящие подготовку в угрюмом формировочном лагере посреди Солсберийской равнины в неизмеримо давнем прошлом. Четыре года тому назад. Пять зим тому назад. Толстенький полковник с красным лицом, страстно влюбленный в свою карьеру, говорил: «Английский томми никому не уступит. Только дайте ему возможность, и он везде устроится как дома. Великолепный солдат, если им хорошо руководить. Я повторяю, если им хорошо руководить». Они слушали и томились желанием хорошо руководить.

Ему хотелось бы хорошо руководить Томом.

— По-моему, я все рассчитал. Я твердо верю, что так будет правильно. И только так.

Почему-то это звучало неубедительно. Том ответил по-сербски — по-прежнему через плечо, потому что был занят проводами и клеммами:

— Вот и Нела едет с нами.

— Кто это сказал? — Он рассердился на себя и на Тома, а главное, на Марко, который должен был бы предупредить его, что эта девушка тоже отправится с ними. Он оказывается в глупом положении. Словно все делается помимо него.

— Ты-то, может, и сбежишь, Никола, ну а уж я — нет! — смеялась Нела.

Руперт спросил:

— Вы остаетесь здесь? В Нешковаце?

— А где же еще, товарищ капитан? Ведь мое место тут.

Том весело съязвил:

— Ты боишься пойти с нами, только и всего.

— Бояться не стыдно. Но это мой пост. И я его не оставлю.

Он рассердился еще больше, оттого что попался на их удочку. А эта девушка, эта Нела, ничем не лучше всех остальных, когда дело доходит до идейных нравоучений — они ведь до невозможности идейны и самодовольны. Просто не верится, что эта бледная девушка в потрепанной куртке и брюках способна так просто и ясно сознавать, как она будет поступать сегодня, и завтра, и послезавтра. Поразительно, насколько всеобъемлющим может быть воздействие политической пропаганды. Он сказал резко: