Анна знала, что должна пройти через пустыню. Далеко за песками высились горы — лиловые, красно-желтые, серые. Во сне горы были удивительно яркие и красивые… После этой ночи что-то изменилось в Анне, наверное, отношение к самой себе. По пустыне она шла одна, воды не было, ей предстоял долгий путь до источников. Она проснулась с четким ощущением, что одолеет пустыню, если избавится от лишнего груза.
Дорис Лессинг. «Золотой дневник»
[1] «Золотой дневник» (М., 1962) — полуавтобиографический роман известной английской писательницы Дорис Лессинг (род. в 1919 г). Здесь и далее примечания переводчика
Robyn Davidson
Tracks
Pantheon Books, New York
Robyn Davidson. 1980
Я приехала в Алис в пять часов утра с собакой, шестью долларами в кармане и маленьким чемоданчиком, набитым ненужными вещами. «Вечерами вам понадобится шерстяная кофта», — говорилось в проспекте. Ледяной ветер гнал по платформе песок, а я стучала зубами, прижимала к себе теплое тело собаки и не могла понять, какого черта меня принесло на эту безлюдную, наводящую тоску железнодорожную станцию посреди дороги из ниоткуда в никуда. Я повернулась спиной к ветру и за домишками города увидела цепь гор.
Бывают иногда мгновения, когда подсознательно чувствуешь, что сделала верный шаг, выбралась на правильную дорогу и теперь все пойдет по-другому, такие мгновения определяют всю нашу жизнь. Я смотрела, как бледные лучи восходящего солнца карабкаются на отвесные скалы, и знала, что этот миг настал. Он длился, наверное, секунд десять — десять секунд неколебимой, ничем не омраченной уверенности в себе.
Дигжити вырывалась из рук, она таращилась на меня, задрав голову, ее уши болтались на ветру. Меня захлестнула тоска, как бывает, когда знаешь, что взвалила на плечи непосильную ношу, а путь к отступлению отрезан. Конечно, заманчиво сесть в поезд без копейки денег и решить, что у тебя хватит смелости и находчивости не спасовать перед лавиной трудностей, но, когда приезжаешь на другой конец света, где тебя никто не ждет, где тебе решительно некуда деться, а единственная твоя опора — бредовая идея, в которую даже ты сама до конца не веришь, внезапно понимаешь, что гораздо приятнее сидеть дома, на теплом побережье в Квинсленде [2] Штат на северо-востоке Австралии, столица — Брисбен
, строить планы, потягивать с друзьями джин у себя на веранде, составлять бесконечные подготовительные списки и списки списков, спокойно выбрасывать их в корзину и читать книги про верблюдов.
Суть моей бредовой идеи состояла в том, чтобы раздобыть диких верблюдов, приучить их носить груз и отправиться во внутренние пустынные районы Австралии. Одичавшие верблюды, как я знала, в изобилии водились в кустарниковых зарослях вокруг Алис-Спрингса. Верблюдов завезли в Австралию вместе с погонщиками из Афганистана и Северной Индии в 1850 году; в те времена с помощью верблюдов исследовали малодоступные районы, перевозили продовольствие, прокладывали телеграфные линии и строили железные дороги, в результате чего верблюды в конце концов стали не нужны. Тогда обескураженные афганцы отпустили их на волю и попытались найти другую работу. Это оказалось нелегко, так как погонщики верблюдов только и умели, что погонять верблюдов, а правительство не очень-то шло им навстречу. Верблюдам повезло больше, чем их хозяевам: им очень подошли австралийский климат и австралийская растительность, верблюды благоденствовали, и поголовье их росло, так что сейчас примерно десять тысяч диких верблюдов бродят по стране, досаждают скотоводам, из-за чего те берутся за ружья, и даже, как считают некоторые экологи, грозят уничтожением определенным видам растений, пришедшимся им особенно по вкусу. У австралийских верблюдов нет естественных врагов, кроме человека, они практически ничем никогда не болеют и считаются самыми выносливыми в мире.
Полупустой поезд, долгий путь. Пока проползли пятьсот миль от Аделаиды до Алис-Спрингса, прошло двое суток. В районе Порт-Аугусты современная железнодорожная магистраль почти сразу превратилась в извилистую жалкую бесконечную одноколейку розоватого цвета, устремленную к мерцающему горизонту, за которым она упиралась в пустоту, в огромную богом забытую дыру вроде «домика», где понарошку прячутся дети, только с крышей из иссушенной красной пленки, будто содранной с мертвого сердца, и в этой дыре мужчины почему-то оставались мужчинами, а женщины становились их придатком. Обрывки вагонных разговоров, кажется, навек застряли у меня в мозгу.
Читать дальше