На лестничной площадке у окна стояла группа людей. Они курили.
— Во всяком случае, это не чистое искусство. По совести говоря, о чистом искусстве здесь не может быть и речи, — тянул чей-то глубокий бас.
— Ну конечно, больше разговоров о красноармейском пайке. Хи-хи-хи! — засмеялась женщина.
— Вам кого?
Кудряшов обернулся. Перед ним стоял молодой человек с бледным лицом в френче табачного цвета (покроя времен Керенского).
— Товарища коменданта.
— Левензоиа?
— Да, да, товарища Левензона.
— Он теперь занят, идет репетиция.
— Я подожду, — сказал Кудряшов и пошел дальше. Репетиционная зала находилась на втором этаже. Это было низкое, длинное помещение. Раньше здесь был мебельный склад, о чем свидетельствовали фаянсовые буквы на стеклах окон. Шла репетиция.
В конце зала, на возвышении, помещалась сцена, где двигались и говорили актеры. Режиссер был в военной форме, но без фуражки. Пряжка его пояса съехала набок, ворот гимнастерки был расстегнут.
«Это, очевидно, Левензон», — подумал комиссар.
Левензон что-то объяснял актерам и взволнованно ходил взад и вперед по сцене. Наконец он остановился и начал показывать, как должна издеваться французская буржуйка над трупом убитого коммунара, в то же время заигрывая с офицером версальской армии.
«Толково, — подумал Кудряшов, прислушиваясь. — Понимает, видать».
— Больше души, больше огня в игре. Нет плохих пьес, есть плохая игра. Это должен понять каждый актер. Настоящий артист из сырого слова может выбить искру.
Среди декораций пробирался низенький человек. Он остановился перед Кудряшовым и посмотрел на него сквозь круглые очки в черной оправе. Усы у него были сбриты, только от подбородка торчала прямая, как щетка, борода.
— Вам кого, товарищ?
— Мне Левензона.
— Я его помощник, — сказал маленький. — Разрешите познакомиться. Михаил Воронцов.
— А… Я про вас слышал, Михаил Михайлович.
Художник, видимо, обрадовался.
— С кем имею честь?
— Я, видите ли, буду вашим комиссаром, — стараясь быть возможно мягче, ответил Кудряшов.
Это заявление вызвало неожиданный эффект. Воронцов повернулся к сцене и закричал:
— Смирно! Стройся!
К удивлению Кудряшова, в зал моментально сбежались со всех концов актеры и быстро построились. Только Левензон поинтересовался — что случилось? Воронцов шепнул ему на ухо несколько слов. Когда все было в порядке, Воронцов вытянулся перед комендантом и отрапортовал:
— Товарищ режиссер и комендант, разрешите доложить — прибыл комиссар нашей труппы, которого честь имею представить. Вольно!
Левензон быстро u четко доложил Кудряшову о составе актеров, красноармейцев, лошадей, повозок и прочего. Кудряшов чувствовал себя неловко. Он вышел на середину зала и обратился к труппе. Попросил немедленно бросить всякую военщину, извинился, что помешал репетиции.
— Наша главная задача — хорошо подготовленный спектакль, а с военной стороны мы дело наладим. Конечно, мы едем на фронт. Немножко военного порядка не мешает. Верно?
Актеры весело выразили свое согласие.
Кудряшов глубоко вздохнул и подумал:
«Ну, может, и выгорит что-нибудь. Может, и я как комиссар пригожусь».
Последние три дня перед отъездом на фронт прошли в сплошной беготне и ссорах в учреждениях. Хорошо запомнились только те несколько часов, когда 6-я агитгруппа показала в театре на Рымарской улице свой спектакль перед товарищем Фрунзе.
Были поставлены три одноактных пьесы: две комедии и одна драматическая сцена — «Сила правды». Последнюю написал сам «Боречка» Левензон. На этот раз он постарался, превзошел самого себя, но и актеры тоже не подкачали! Герой пьесы — белый генерал. Он сочувствует Красной Армии и содействует ее победе; но белые замечают его предательство, и, когда атакующие красные части уже врываются в их штаб, приканчивают героя. Главную роль исполнял старый актер Чужбинин, которого в труппе называли «Пал Палыч».
Репертуар не исчерпывался этими тремя вещами. Кроме них, Левензон составил и подобрал ряд музыкальных куплетов, декламаций, пантомим, танцевальных номеров. Однако «гвоздем» репертуара были две пьесы: «Последние дни Парижской коммуны» и «Два мира»; но они еще находились в стадии репетиций. После того как Кудряшов взял на себя все хозяйственное и политическое руководство, Левензон целиком отдался художественной части дела.
Товарищу Фрунзе спектакль понравился. Но «Сила правды» заставила его призадуматься. Он сказал Левензону, что эта тема требует большой осторожности. Они может породить неправильные представления у красноармейцев. Таких офицеров можно пересчитать по пальцам. Правда, был такой генерал (намек на генерала Николаева), который умер за наше дело, как герой, но это — исключение. Впрочем, пьеса написана хорошо.
Читать дальше