Эллио Витторини - Люди и нелюди

— Одну минуту, — сказал человечек. — Не можете, что ли, подождать одну минуту?

— Что вы сказали? — спросил Пипино.

— Многие находятся в распоряжении префектуры, — ответил человечек. — Почему бы нам не отпустить тех, кто находится в распоряжении префектуры?

— Отпустить?

— Их арестовали без ордера.

— И вы считаете, что их надо отпустить?

— Так мы решили бы проблему.

Вместо ответа Пипино зевнул с подвывом.

— Там есть рабочие, — сказал человечек, — арестованные за последнюю стачку.

— Ну, эти в распоряжении Циммермана, — сказал Пипино, — а циммермановских кто тронет?

— Приказ на арест давали мы.

— Нет, нет, — сказал Пипино, — лучше послушаем, что скажет Джузеппе-Мария.

— Скажет, что лучше их расстрелять.

— Но ведь у нас нет трибунала. Как же он может сказать, чтобы их расстреляли?

Орущий голос, брызгавший из телефонной трубки, стал неумолимым в своей хриплой запредельности, и человечек напрасно повторял то и дело: «Одну минуточку! Только одну минуточку!»

— Позовите Джузеппе-Марию! — сказал Пипино. — У Джузеппе-Марии наверняка найдется не меньше сотни таких, которых можно отпустить домой. Позовите ко мне Джузеппе-Марию.

Джузеппе-Марией прозвали в префектуре комиссара полиции. Он в это время разговаривал с Клеимом за дверью; услыхав, что кричит Пипино, он коротко постучался и сунул голову в комнату.

— Иди, иди сюда! — позвал его Пиияно.

— Что случилось? — спросил Джузеппе-Мария. — Почему такая горячка? Из-за высадки в Анцио, [24] Высадка в Анцио — десантная операция англо-американских войск, высадившихся 22 января 1944 года на средиземноморском побережье Средней Италии, южнее Рима. что ли?

— Что, что?! — крикнул Пипино. — Какая горячка? При чем тут высадка в Анцио? Вовсе я не горячусь!

Человечек, говоривший в трубку, кивнул вошедшему Джузеппе-Марии; его чахоточные щеки еще больше покраснели, а лицо, словно исказившись от чего-то, стало еще серьезнее.

— Знаешь, немцы хотят уравнять счет еще до восемнадцати часов, — сказал Джузеппе-Мария.

— Как так? — крикнул Пипино.

— И ты еще говоришь, что не горячишься? — сказал Джузеппе-Мария.

— Да не горячусь я ничуть! — закричал Пипино.

— Они еще не расквитались за девятерых, — сказал Джузеппе-Мария. — Двое вчерашних и семеро тех, что сегодня ночью.

— Чего они хотят? — крикнул Пипино. — Чтобы я сам их судил, да?

— Они хотят уравнять счет.

Человечек побежал к внутреннему телефону, оставив на столе трубку городского аппарата.

— Пусть делают, что хотят, — кричал Пипино. — Пусть обходятся сами. Не могут они, что ли, обойтись без нас?

Он встал с кресла и орал стоя, а на столе у него орал телефон.

— Они хотят расстрелять девяносто человек? — орал Пипино. — Пусть идут на площадь и берут их. Не могут они, что ли, поймать на площади девяносто человек? Я не отвечаю за тех, кто на площади. Если их взяли на площади…

Джузеппе-Мария кивнул на телефон:

— Что он говорит, этот дьявол?

Пипино замолчал. Человечек кротким голосом разговаривал по другому телефону, и префект с полицейским комиссаром силились услышать, что говорит этот дьявол в своей хриплой запредельности.

— Ему некуда больше сажать заключенных, — сказал Пипино.

Джузеппе-Мария улыбнулся.

— Пригласим его сюда?

Человечек кончил говорить по внутреннему телефону я вернулся к орущей трубке; он делал вид, что торопится, но вынужден был обойти сзади кресло, а двигался он при всей своей тщедушности так, словно живот у него был, как у самого раскормленного толстяка.

— Я сам его позову, — сказал Джузеппе-Мария.

Он направился к двери, а человечек говорил тем временем в трубку:

— Мы нашли выход. Я сам позвоню через полчаса.

— Что? — спросил у него Пипино. — Мы нашли, куда их сажать?

— Да, в какой-то мере, — ответил человечек. — В психиатрическую клинику.

— В сумасшедший дом?

Но в эту минуту вошел Клемм, и Пипино, вскочив, бросился ему навстречу и сжал обеими руками его руку.

— Дорогой мой, дорогой…

— Хотите прийти ко мне нынче вечером?

— Ведь вы знаете, я очень занят.

— Будет маленькая дружеская вечеринка.

— Сегодня вечером это невозможно. Я очень сожалею…

— Всегда вы говорите, что это невозможно.

— Увы, да. И всегда об этом сожалею. Они перешли к делу.

— Я говорил сегодня с генералом Циммерманом.

— У вас есть трибунал? Если есть, я молчу.

— Дело тут не в трибунале. Дело в том, чтобы правосудие свершилось до восемнадцати часов.