Затем ля Шамбр перешел к оценке военно-воздушных сил Германии. У Германии 12 тыс. наличных самолетов, [56]однако он не думает, чтобы эта цифра повлияла на решение правительства. Никто не высказал сомнений относительно сведений, изложенных ля Шамбром, но никто и не поверил его утверждениям, что французские военно-воздушные силы могли противостоять столь многочисленным силам Германии. Обсуждение повернулось к рассмотрению возможных последствий для морального состояния гражданского населения после того, как начнутся воздушные налеты немецкой авиации. Эта мысль отчетливо выдвигалась на первый план в суждениях участников заседания.
Генерал Гамелен и адмирал Дарлан в свою очередь считали, что Франция предпримет наземные и морские операции. Гамелен сказал, что армия находится в состоянии готовности. Однако сначала она могла бы кое-что предпринять против Италии, нейтралитет которой гарантировался только заверениями министра иностранных дел Боннэ в начале заседания. Гамелен добавил, что на суше нельзя оказать прямой помощи полякам, однако мобилизация во Франции была бы некоторым облегчением для Польши, поскольку это вынудило бы Германию перебросить с польского фронта на западные границы значительное количество своих войск.
В конце дебатов по этому вопросу премьер Даладье напомнил участникам заседания, что поскольку Франции предстоит вести войну в течение нескольких Месяцев одной, то придется обеспечивать безопасность теми средствами, которыми располагает оборонительная система на границе.
Оставался только один, третий вопрос — какие меры предпринять сейчас. Рассмотрение этого вопроса превратилось в обсуждение чисто внутренних вопросов: мер государственной безопасности и мобилизационных мероприятий. Фактически требовалось только это плюс понимание, что французы были хозяевами положения и судьба Германии окажется в их руках, как только вермахт двинется против Польши. После полуторачасового обсуждения Даладье закрыл заседание верховного совета национальной обороны Франции. Французы решили не использовать возможность активного вмешательства. В этот день в штабе вермахта генерал Гальдер встретился с Кейтелем и начальниками штабов ВВС и ВМС. Они установили время нападения на Польшу: в субботу утром — в 4.15 или 4.30. А в Лондоне Чемберлен и Галифакс все еще ожидали Геринга с миссией мира.
Роковым было не решение Гитлера уничтожить Польшу и начать войну против Англии и Франции при первом удобном случае; эти решения он принял значительно раньше. Время для уничтожения Польши было установлено еще в апреле; решение и выбор времени для того, чтобы бросить вызов англо-французской гегемонии в Европе, пришли несколько позднее, весной. Поэтому последняя неделя августа, насколько она касалась Гитлера, имела значение только в связи с техническими деталями организации военного нападения на Польшу и предотвращения активного вмешательства в войну со стороны англичан и французов. Вопрос о том, будет ли война, был решен. Ничто, кроме полного подчинения Польши интересам Германии, уже не могло предотвратить войну. Роковым было решение английского и французского правительств. Они продолжали верить, хотя и гораздо меньше, что сильные слова и решительные жесты удержат Гитлера от развязывания войны. Они так и не поняли, даже после оккупации Гитлером Праги в марте, что он полон решимости начать войну, если не последует полного подчинения Польши интересам Германии. Они так и не осознали, что никакого средства, которое удержало бы Гитлера в узде, кроме самой войны, более не существовало, что единственная возможность предотвратить установление его полного господства над Европой заключалась в том, чтобы нанести ему поражение в войне. Французы и англичане, как мы видели, имели средства и благоприятную обстановку во время последних недель августа, чтобы решиться на действия, которые осенью привели бы к поражению Гитлера. Однако они отказались даже рассмотреть такую возможность. Почему?
Утром 25 августа, когда осталось не более суток до того, как вермахт должен был начать тщательно скоординированное нападение на Польшу, английский комитет начальников штабов собрался в военном министерстве. Преобладающим было мнение, что войны вообще не будет.
Начальник имперского генерального штаба Горт ставил пять против четырех, что война не начнется; его заместитель генерал Рональд Адам предложил несколько большие шансы — шесть против четырех, что не будет войны, и только генерал Айронсайд высказал уверенность в неизбежности войны и предложил пять против одного, что война начнется.
Читать дальше