Марк Гроссман - Засада

Пометив на своей карте расположение гаубицы и миномета, Смолин молча пожимает руки товарищам и ползет на свое место.

Вскоре он уже лежит на влажных кочках, пытаясь справиться с дремотой и отчетливо понимая, что для этого у него не хватит сил.

...Просыпается старшина от легкого толчка. Рядом лежит Швед, шепчет на ухо взводному горячо и торопливо:

— Двадцать четыре ноль-ноль, Саша. Немцы — в дзоте. Давай встряхнем их. Нет терпежа...

Смолин молчит в смущении. Он заснул в самое неподходящее время и не может себе это простить. Немного придя в себя, отрицательно качает головой.

— Будем ждать, Арон.

Швед что-то ворчит под нос, потом советует:

— Пошли Бядулю и Заряна расчистить минное поле и вырезать проход в проволоке. Завтра ночью меньше работы. Я сам пойду с ними, если прикажешь.

— Не ерунди, сержант, — сердится Смолин. — Утром немцы увидят проход и поднимут тревогу.

...Днем находиться в болоте нечеловечески трудно. Приходится лежать почти без движения за камышами и кустами, не спускать глаз с линии немецкой обороны. Самая малая оплошность или случайность — кашель, луч, упавший на бинокль, болотный лунь, взмывший над кочкой в испуге, — и немцы заподозрят неладное, иссекут заросли многослойным огнем — и все кончено.

Но еще хуже, чем враг, — комары. Они гудят над головой, лезут под плащ-палатки и ватники, втискиваются в уши, в глаза, в рот. И нельзя покурить, чтоб отогнать эту гадость дымом, нельзя отхлестать себя ладонями по лицу и шее, давя гнуса!

И все-таки разведчики умудряются даже немного подремать, чтобы хоть частично восстановить силы. Они спят, положив пальцы на спусковые крючки автоматов, злые даже во сне, готовые ко всему. И во сне бессознательно работает их слух и натянуты их нервы.

Идет к концу третий день болотной жизни. Исчезают редкие птицы, становится прохладнее. Медленно крадется ночь по старорусским кочкарникам и ржавцам, заливая чернилами огромную унылую равнину.

После нелегкой внутренней борьбы Смолин наконец решает послать солдат к немецкому стыку. Намоконов, Зарян и Бядуля проделают проходы в минном поле и колючей проволоке — и это означает, что нынче ночью разведчики нанесут удар. Если немцы не покинут дзота, придется пускать в ход ножи.

Получив приказ, облегченно вздыхает даже флегматичный полтавчанин: «Смилывый наскок — половина спасиння!»

На горизонте появляется тоненький желтый месяц, чем-то удивительно напоминающий цыпленка, — не то цветом, не то глупым и милым младенчеством своим.

Разведчики подтягиваются ближе к стыку, вблизи которого чернеет дзот.

С этой секунды Смолин весь превращается в слух: группа разграждения должна подать сигнал, что дорога открыта.

Томительно течет время.

Старшина изредка взглядывает на часы. Рядом с ними, на руке, компас и секундомер, привязанный проволочками к запястью.

Сигнала все нет. Впрочем, чему ж тут удивляться? Разграждение — нелегкое, опасное дело, и за четверть часа с ним не справиться.

Смолин осматривает небо над головой. Серп немного переместился, но по-прежнему сияет без помех. Облака от него далеко на западе.

Взводный думает о том, что месяц для солдата — тоже военная обстановка. Иногда позарез необходим он в бою, в другой раз ждешь — не дождешься какой-нибудь малой тучки, чтоб закрыла она бесстрастную рожу этого соглядатая.

Обе стрелки на часах Смолина сошлись. Полночь, а сигнала все еще нет. Тихо и у дзота, намеченного для нападения. Неужели и сегодня его маленький гарнизон не уйдет в тыл?

Старшина еще размышляет об этом, когда слышит негромкий крик болотного луня. Проходит несколько секунд, и сигнал повторяется.

Значит, проход очищен, и разведка может втянуться на передовые позиции врага.

Швед, лежащий чуть впереди, оборачивается, и старшина понимает смысл этого движения. Но он молчит. Надо ждать.

Без четверти час. Возле дзота раздаются приглушенные слова немцев.

Разведчики видят черные на темном фоне фигуры солдат, идущих в свой ближний тыл. Тают тихие звуки шагов.

Почти мгновенно Смолин ощущает прилив сил, то состояние, которое обостряет чувства бойца, мобилизует его волю, внимание, решимость.

Трижды звучит крик болотного луня.

Бядуля и Зарян лежат теперь между минным полем и колючей проволокой. Бойцы протянули за собой веревки, обозначив ими коридор, проделанный в опасной зоне.

Намоконов, мелко стукаясь подбородком об автомат, пластается по проходу, стараясь как можно скорее достичь траншеи. Оттуда удобнее всего без шороха и звука добраться до намеченной огневой точки.