Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан

Подошли к домику, в котором жил Коля. Бабка принялась доить козу, а мальчики, сбросив у сарая хворост, уселись на крыльцо.

— Не узнает, — кивнул Коля в сторону бабушки и усмехнулся. — За Генку считает.

Он рассказал о порядках, установленных фашистами. Гитлеровцы никого в деревню не пускают, боятся. И из деревни выходу нет. Мальчишек только пока еще не трогают. Войска в деревне много. Слух идет: готовятся против партизан идти.

— Посты где, знаешь? — спросил Витя.

— Знаю, обратно пойдем — покажу.

Назад шли нарочито медленно, Витя глядел, слушал и запоминал.

— Людей надежных нет ли кого? — поинтересовался он.

— Как не быть! Скажешь тоже… Да хоть дядю Архипа возьми. Партизанский, считай, человек. Хата его вон, гляди, белеет.

Витя боялся, как бы на выходе из деревни их не задержали. Но ничего, прошли спокойно. Только постовой под дубком покосился и опять зашагал по истоптанной тропинке.

— Спасибо, хлопцы, — благодарил Витя, прощаясь с ребятами.

— Ну что там, свои, — степенно отвечал Коля. — Ты вот что, Витька, — он замялся, потом полез в карман, достал изрядно потертое письмо. — Отдай там, пусть доставят папке, на фронт. Давно написал, — Коля застенчиво отвернулся, шмыгнул носом. — Про Гришу не стал писать, узнает еще, как вернется…

Весь день разведчики наблюдали за деревней.

Когда стемнело, Витя провел Романа Пантелеева в хату дяди Архипа. А на рассвете двинулись в обратный путь.

В лагере их ждали. Выслушав донесение Пантелеева, комбриг сказал:

— Значит, правильно сделали, что младшего Коробкова взяли? А ну-ка, разведчик молодой, расскажи, что видел?

Витя заговорил сбивчиво, волнуясь.

— Погоди, не тараторь, — остановил его командир. — Ты, говорят, рисовать мастер. Изобрази-ка на бумаге.

Витя быстро набросал схему села, пометил, где расположен штаб, часовые, пулеметы.

Командиры долго обсуждали план операции.

— Сил возьмем самую малость, — сказал в заключение комбриг. — Внезапность и ночь — наши союзники. Виктор! — крикнул он, разглаживая мундштуком трубки рыжие усы. — Пойдешь со мной. За ординарца. Понял? В бой готовьсь! — и он растрепал ласковой рукой его густые черные волосы.

Тайными лесными тропами отряд неслышно подошел к деревне. Дозорные бесшумно сняли часовых. Крадучись, огородами, подобрались к гитлеровскому штабу, к хатам, в которых расположились фашисты. В окна полетели гранаты. Ошеломленные каратели в панике заметались по деревне. Партизанские пули настигали их.

Витя ни на шаг не отставал от дяди Саши. С группой партизан комбриг спешил к центру деревни. Там гитлеровцы яростно сопротивлялись.

— Дядя Саша! Сюда! Здесь пулемет, — кричал Витя.

Они свернули к зданию школы. На перекрестке из окопа строчил пулемет. Дядя Саша упал на землю, скатился в канаву, увлекая за собой Витю.

По воде и грязи поползли к окопу. Все ближе сухой смертоносный треск. Рывок вперед и темнота с грохотом раскололась. Фонтан огня взметнулся высоко вверх. Пулемет умолк.

Комбриг поднялся, прислушиваясь. «Ту-ту-ту», — застучало опять.

— Э, черт! Неужели промазал?

Он выхватил вторую гранату. Витя успел удержать его за руку.

— Это другой, с той стороны!

— Веди! — приказал комбриг. И сунул Вите гранату-лимонку. — Пошли!

Витя крепко зажал в руке холодный ребристый металлический шар. Он потом не мог припомнить, как вытащил предохранительную чеку, как вслед за дядей Сашей бросил гранату в темноту — первую настоящую гранату, в настоящем бою.

К утру все было кончено. Немногим фашистам удалось избежать возмездия. У партизан было пятеро легко раненных. Взяли два пулемета, много винтовок и патронов.

Когда бой утих, Витя побежал к дому, где жил Коля Новиков. Навстречу ему два партизана несли раненого. Что-то кольнуло в сердце: «Неужели?»

Он остановил санитаров. На самодельных носилках, укрытый до подбородка, лежал Коля. Он услыхал Витин возглас и открыл затуманенные глаза.

— Как это тебя? — склонился к нему Витя.

— Сам виноват… Слышу — стреляют, — тихо, едва шевеля бледными губами, говорил Коля. — Сразу… догадался… За ворота выбежал, не остерегся, она… и укусила… — Он виновато улыбнулся.

Через час отряд уходил в лес. Витя шел рядом с носилками, тревожно всматриваясь в бескровное, осунувшееся лицо Коли.

— Потерпи, — тихонько уговаривал он его. — Придем на стоянку, прилетит самолет. Посадим тебя — и в Москву! Там вылечишься и отца найдешь. Письмо я твое передал… Наверное, уже у наших, на Большой земле.