Свен Хассель - Направить в гестапо

Штевер открыл дверь, вышел, потом повернулся и опять заглянул в камеру.

— Скажи, этот твой друг со страховидной рожей — он из тех, кто орудует ножом?

— Да, — кивнул Ольсен. — С ножом Легионер обращаться умеет…

Штевер захлопнул дверь и, пошатываясь на подгибающихся ногах, пошел в туалет. Пустил холодную воду и несколько минут держал под ней голову, внезапно почувствовав себя больным и слабым.

Оставшийся в камере Ольсен брезгливо отряхнул на одеяле то место, где сидел Штевер, потом лег, вытянул ноги, сунул ладони под голову и с улыбкой на губах уста вился в потолок. Отмщение уже началось, и он сам смог приложить к этому руку.

Штевер с мокрыми волосами вышел из туалета и поспешил в кабинет Штальшмидта. Ворвался туда, даже не постучав.

— Штабс-фельдфебель, видели вы посетителей, приходивших в девятую камеру? Видели невысокого типа со шрамами? Видели, какой у него взгляд? Видели…

— Тише, Штевер, тише. — Штальшмидт, сощурясь. пристально уставился на подчиненного. — Видел их, ну и что? Они ничего собой не представляют. А тот, что со шрамами, по-моему, был пьян. Вдрызг. Я смотрел, как он шел по коридору. Пел какую-то сентиментальную чушь о смерти.

— О смерти? — прошептал Штевер.

— Ну, либо был пьяным, либо у него военный невроз. Не удивлюсь, если это так. Наград у него на груди столько, что он чуть ли не сгибался от их тяжести. Эти фронтовые герои обычно очень неуравновешенная публика.

Штевер провел рукавом по лбу и опустился в кресло.

— Не знаю насчет уравновешенности — по-моему, он сущий псих, и притом опасный! Этот человек опасен, помяните мое слово! Господи, с такой рожей его надо бы держать под замком! Видели, какой у него шрам? Через все лицо? Он менял цвет, клянусь, менял! А руки — ни когда не видел таких!

— Штевер, у тебя очень пылкое воображение. По-моему, руки как руки.

— Они созданы для того, чтобы душить, — хрипло произнес Штевер.

Штальшмидт издал раздраженный горловой звук и взял лежавшие на его столе пропуска посетителей.

— Вилли Байер и Альфред Кальб, — негромко произнес он.

— Вот-вот! — выкрикнул Штевер. — Альфред Кальб! Это он, я узнаю имя!

— Ладно, нечего орать. — Штальшмидт стал рассматривать пропуска под лупой. Внезапно лицо его задергалось. — Посмотри-ка на эту подпись, — сказал он.

— Что с ней? — спросил Штевер, чуть прищурясь.

Штальшмидт раздраженно поднял взгляд.

— Обер-ефрейтор Штевер, я всегда думал, что ты довольно разумный человек. Не блестящего ума, но и не полный идиот. Какое-то подобие мозга у тебя есть. Иначе давно отправил бы в штрафную роту. Но это не важно. Важно, что я не люблю работать с дураками. Они притупляют ум и замедляют реакцию. И если начнешь мямлить, запинаться и чесать задницу всякий раз, когда я обращусь к тебе с простым вопросом, то можешь немедленно убираться, пока я тебя не вышвырнул.

— Дайте взглянуть еще раз, — нервозно попросил Штевер. — Я… я сегодня не совсем в себе.

Он схватил листок и принялся разглядывать его через лупу. Вертел туда сюда, подходил к ним к окну, закрывал поочередно то один глаз, то другой, только что не становился на голову, но ничего особенного найти в подписи не мог.

— Ну? — спросил Штальшмидт.

— Точно! — Штевер положил листок с лупой и отступил на шаг. — Точно, теперь, когда вы сказали, я вижу, что в подписи есть что-то странное. Должно быть, глаза у меня не такие острые, как ваши. Без вас я бы ни за что этого не заметил.

— Хм. Много же потребовалось тебе на это времени. Либо тебе нужны очки, либо мозг у тебя начинает размягчаться — нужно вечерами пораньше ложиться в постель. Спать не меньше восьми часов и не пить слишком много. Проверь, в порядке ли у тебя внутренности.

Штальшмидт открыл нижний ящик стола, достал бутылку шнапса и наполнил два стакана.

— И все-таки я доволен, что до тебя в конце концов дошло. Подпись почти наверняка подделана. Хорошо, что ты это заметил.

Штевер широко раскрыл глаза. Рука его, сама собой тянувшая к стакану, замерла, потом изменила направление и снова взяла пропуск. Но даже ради спасения жизни ничего подозрительно в подписи найти бы он не смог.

— Видел ты когда-нибудь в этом кабинете, — спросил Штальшмидт, — пропуск за личной подписью самого штандартенфюрера Билерта? Не отпечатанной или отштампованной, а выведенной собственноручно? — Покачал головой. — Конечно, нет! Штандартенфюрер не станет унижаться до того, чтобы лично подписывать всякий клочок бумаги. Даже я этого не делаю, а уж он тем более — даже я пользуюсь резиновой печаткой. — Штальшмидт взглянул на Штевера, и губы его искривились в подобии улыбки. — И ты иногда это делаешь, а, Штевер? Берешь печатку с факсимиле моей подписи…