— Что это за место? — спросил Алекс вдогонку.
— Уондсворд, сэр, — повернулся тюремщик. — Самая большая тюрьма в Англии.
— А как здесь кормят? — Шеллен взял со стола миску и ковырнул кашу ложкой.
— Сносно. Вообще-то это очень хорошая тюрьма.
Тюремщик оказался словоохотливым человеком. Почти вся жизнь его прошла здесь, в Уондсворде, рядом с узниками, отчего он и сам походил на одного из них. Красные, слегка слезящиеся глаза на его костлявом лице часто моргали, при этом он смешно морщился, подтягивая верхнюю губу к вздернутому, словно выточенному из слоновой кости, носу.
— Я служу здесь уже тридцать пять лет. Когда-то в каждой камере тут был туалет, но еще в прошлом столетии их посчитали излишней роскошью. Так что не обессудьте. Выносить за вами будут раз в сутки в семь утра.
Алекс кивнул и посмотрел на книжную полочку над столом, на которой пылился одинокий томик англиканской Библии.
— А как у вас насчет библиотеки? — спросил он. — Могу я записаться или взять абонемент?
— Библиотека имеется, но это не ко мне. Обратитесь к вашему следователю — сначала он должен дать разрешение, — а потом я доложу начальнику корпуса «Е». Только ничего путного вы там все равно не найдете.
— Это плохо, — Алекс определенно решил воспользоваться словоохотливостью своего гостя. — А говорите, хорошая тюрьма. Я вот сидел в немецком шталаге, так там было что почитать.
Тюремщик пожал плечами, зажмурился и пошмыгал носом. «Не иначе любитель нюхательного табаку», — подумал Алекс.
— Газетами вас может снабжать ваш адвокат, — сказал тюремщик. — Если вы католик или пресвитерианец, вам принесут другую Библию.
— Благодарю, мне не нужно никакой.
Тюремщик снова поморгал, извлек из кармана скомканный платок, краешком которого осторожно вытер в уголках глаз:
— Зато у нас новая виселица.
Он испытующе посмотрел на подследственного, ожидая, вероятно, что того, если не обрадует это известие, то уж наверняка заинтересует.
— Не может быть, — и взаправду удивился Шеллен.
— Я вас уверяю. Старую, ту, что стояла когда-то в Тюремном переулке в Хорсемонгере, привезли сюда в семьдесят восьмом. Я ее не застал. Говорят, она настолько обветшала, что однажды, когда палач нажал рычаг люка, то свалился вниз вслед за клиентом. Тот сломал себе шею, а этот — ногу.
— Простите, ногу сломал клиент или палач?
— Палач. Его лечили потом за казенный счет в нашем тюремном лазарете. У нас очень хороший лазарет.
— Вы рассказываете интересные вещи, — Алекс присел на кровать со стаканом остывшего чая в руке. — И что же потом?
— В одиннадцатом году построили новую виселицу, — тюремщик подошел и тоже присел на край кровати. — Это совсем недалеко отсюда, между корпусами «Е» и «F». В корпусе «F» — аккурат камера смертников, а в «Е» одно время сидел Оскар Уайльд, правда недолго. А в тридцать седьмом виселицу модернизировали. Заменили блоки и цепи и установили на первом этаже под эшафотом тележку на рельсах для выкатывания казненного во двор, где его забирал гробовщик. Раньше-то приходилось вытягивать за ноги.
— И многих здесь вытащили за ноги или выкатили на тележке? — спросил Алекс.
— Скажу совершенно точно: со дня основания на сегодняшний день ровно 124 человека, из которых один — женщина. У нас есть и собственный палач, но, когда предстоит исполнение по громкому делу, приезжает кто-нибудь поопытней. Неоднократно здесь бывал сам Пьерпойнт. Великолепный профессионал. Он переправил всю висельную таблицу, утвержденную еще на заре правления королевы Виктории, и его поправки узаконила парламентская комиссия.
— А что это за таблица? — поинтересовался Алекс, видя, что его вопросы доставляют тюремщику удовольствие на них отвечать.
— Ну как же! Это очень важная таблица, сэр. По ней палач определяет необходимую ему длину веревки в зависимости от веса, роста и возраста своего клиента на момент казни. Пьерпойнт ввел туда даже несколько поправочных коэффициентов, учитывающих физическое состояние человека и род его занятий. Он написал также рекомендации по выбору типа веревки, ее толщины и конструкции скользящего узла. Недобросовестный палач ведь как, дабы сэкономить выделенные ему средства, купит что подешевле в лавке в Ист-Энде или в Плимутских доках, потом, обследовав клиента накануне исполнения, казалось бы, верно отмерит нужное расстояние от крюка до петли, но за ночь, особенно если она выдастся сырая и теплая, веревка станет длиннее. И все насмарку!
Читать дальше