Игорь Неверли - Парень из Сальских степей. Повесть

- У-у-ах… Это ты, малышка?

- Я, проше пана.

- Ну и спал же я! Наверное, теперь поздно?

- Мама уже коров подоила.

- А как Вацусь?

- Хорошо, проше пана. Кашку поел с охотой.

- Ну тогда все в порядке. Слушай, Ися, нет ли у вас книжек? Я столько времени не читал…

- У отца были. Сейчас принесу!

Притащила она целую стопку: руководство для командира взвода, историю 36-го полка Академического легиона, «Бои польской армии», «Историю военного дела», «Над Вислой и Вкрой» генерала Сикорского и кучу книг, посвященных рациональной обработке земли, разным искусственным удобрениям и азотам, выращиванию свиней, садоводству.

- А других у вас нет?

- Нет, отец только такие держал.

«Странный отец, - подумал я, - война и сельское хозяйство, больше его ничто не интересовало».

Делать нечего, я принялся читать все это подряд, начиная от руководства для командира взвода.

Просматривая заметки, нанесенные кое-где на полях размашистым и твердым почерком, я поражался метким наблюдениям, простоте вдумчивых поправок. Несомненно, это писал человек, не раз видевший взвод в бою. Я думал о том, откуда мог взяться здесь старый вояка и сколько дорог исколесил он в солдатских скитаниях, прежде чем осел в одинокой усадьбе на опушке.

Неделю спустя мне рассказала обо всем Гжелякова. К тому времени она уже освоилась со мной, поборола в себе застенчивость, перестала чувствовать разделявшее нас расстояние.

Я лежал, окруженный чуткой заботой, овеянный великолепной легендой. Ну как же: я сам сделал себе операцию, вылечил Вацуся, Кичкайлло рассказывал о своем докторе неслыханные вещи: что о «вскрыл ему живот, отрезал кишку и снова аккуратно зашил его; что он выбрался из окружения и три месяца воевал, а в лагере отдубасил капо, и ничего ему за это не сделали; в больничном бараке он возвращал к жизни покойников, а когда об этом узнали, - одурачил коменданта и бежал из лагеря…

В глазах Гжеляковой я был чуть ли не волшебником. «Что за мудрый человек, - думала она, - все умеет и никого не боится!».

Однако Ися быстро убедила мать в том, что волшебник в светелке - человек простой и веселый.

Я люблю детей, ты, верно, уже заметил это. Если б не увлечение медициной, я наверняка стал бы педагогом. Но тогда, в молодости, меня охватило честолюбие чудотворца: борьба со смертью, новые открытия - по меньшей мере новые методы лечения!

Я лежал один (Кичкайлло уехал в Ломжу за бумагами), мне было скучно, и я охотно беседовал с Иськой. А Иська каждую свободную минуту бежала наверх поболтать со мной. Ее интересовало все: правда ли, что в России мучают ксендзов, как одеты дети и во что они играют, что такое коммуна и почему весной птицы летят в ту сторону…

Однажды вечером наши разговоры пришла послушать и Гжелякова, в честь воскресенья одетая по-праздничному.

Она села, на скамейку возле кафельной печки и стала слушать.

Я рассказывал о своей станице в Сальских степях, о юношеских годах, о том, как отвоевывал образование…

- И мое учение несладким было, - заметила вполголоса Гжелякова. - Одни только унижения…

Видно, разговор этот запал ей в душу, потому что она вернулась к нему и в другой раз, когда была посвободнее.

Из ее рассказов, а также из бумаг Гжеляка я узнал следующую историю.

В 1911 году Антось Гжеляк пошел в солдаты. Он попал в пехоту в далекий город - Пензу, а город этот, как одинокий пень, торчал над рекой Сурой. Антось бездумно шагал в строю, лихо козырял, стрелял метко, как все курпяне, - получил даже знак отличия. По воскресеньям он ходил в костел на Лекарской улице (Ходил, ходил! Можешь мне верить, я бывал в Пензе: там есть небольшой костел). Вечерами лузгал семечки: кто же в Пензе не лузгал семечек в саду, где стоит бронзовый поручик, которого за стихи застрелили на Кавказе…

На третий год Антося отправили в унтер-офицерскую школу. Он должен был уже вернуться домой, но вспыхнула война. Пошел на немца младший унтер-офицер Гжеляк. Пошел под командой русского генерала немца Ренненкампфа и на Мазурах попал в плен. Три года он был невольником в большом имении возле Лигницы, насмотрелся, как там немцы за землей ухаживают. И тогда, пожалуй впервые, стал мечтать о собственном большом хозяйстве со всеми прусскими новшествами.

Был 1917 год. Немцы формировали польские вооруженные силы [62] Спекулируя на стремлении поляков к национальной независимости, немцы формировали против России польские легионы. . Острув-Коморово превратили в учебный лагерь. Капрал Гжеляк оказался в первом пехотном полку под командой майора Удаловского. Против майора он ничего не имел, он его редко видел, но сержант Бумблис запомнился ему надолго! Худой, длинный, как жердь, с темным монгольским лицом и усами, словно две пики, он безобразно говорил по-польски и мучил прусской муштрой так, что многие готовы были снять сапог, засунуть дуло в рот и пальцем ноги нажать на курок.