Иван Меньшиков - Полуночное солнце

— Савонэ, — тихо позвал Халиманко, и женщины испуганно вздрогнули.

Савонэ подошла к мужу, опустив глаза. Теплой водой она обмыла его преющие ноги. Халиманко кашлянул, потом решительно отвернулся от костра.

— Отныне ты будешь ходить в стадо: пастухов не хватает. Дома у меня есть молодые жены.

— Я совсем плохо вижу, — сказала Савонэ, — я, старая, и без этого подохну…

Гневный блеск заметался во взгляде Халиманко. Ему возражает женщина? Он поднялся во весь рост и отшвырнул тазик. Дрова в костре зачадили, стайка чашек разлетелась в стороны. Резким пинком в лицо Халиманко сшиб Савонэ к занавеси. Изо рта ее показалась тонкая струйка крови.

Халиманко хотел ударить еще раз, но промахнулся, задев головню. От толстого корня отскочил уголек и упал на голову неподвижно лежавшей Савонэ. Послышался запах горящих волос. Заскулили женщины.

— Выходите из чума! — крикнул Халиманко. — Она изменила мне. Она проклята! На нее упал уголь!

…После часового забытья Савонэ открыла глаза. Смутный рассвет мерещился в мокодане. В чуме не осталось ни шкур, ни скарба. Только на тагане висел медный чайник да тлели угольки в костре.

— Выйди из чума! — крикнул Халиманко.

Женщина натянула старую малицу, выползла на свет. Потом упала и заплакала. Свернутый чум батраки Халиманко уложили на сани и, не оглядываясь, повели длинный аргиш прочь от проклятого места.

Тихая снежная поземка закрутилась над чумовищем.

Савонэ подползла к костру и, полуслепая, слезящимися глазами смотрела, как умирает старое пламя…

Нарты легко неслись на север, к фактории. Солнце било в спину. Изредка покрикивая на упряжку, мужчина оборачивался и смотрел на горизонт.

На вторых нартах, в крепко стянутом брезентовом чехле, лежали шкуры песцов, лисиц. Снаружи чехла были видны только их хвосты.

— Скоро, Саша?

— Скоро. Смотри, нет ли дыма.

Лена посмотрела на горизонт. Лицо ее оживилось. У нее было отличное зрение. Потрогав рукой щеки (привычка), она свистнула задумчиво:

— Чумы кто-то ставит.

— Где?.. Тебе все мерещится.

— Верно! — сказала Лена, и Саша увидел, что она права.

— Тем лучше, — сказал он, передал жене хорей и закурил папиросу.

Потом они ехали с сопки на сопку, из низины в низину, но дым из мокоданов был так же далек и заманчив.

— Проклятые, — сказала Лена, — я очень хочу есть. Сейчас Ислантий на фактории уже чай пьет.

Они долго еще ехали. Чумы были все еще далеко. И только когда солнце покатилось по ниточке горизонта и снова поплыло к зениту, они подъехали к чуму Халиманко.

Хозяин вышел навстречу им. Он разводил руками от удовольствия и лепетал торопливо:

— Давно ждал тебя, Александр Степанович. В чум давай проходи. Кому-кому, а русским я всегда рад. Справедливый народ. Чарку выпей с холоду.

Халиманко улыбался. Лена, сердито посмотрев на Сашу, вошла в чум.

Две молодые жены приветливо кивнули гостье и еще быстрее засуетились вокруг костра. Забурлила вода в чайниках. Запахло свежим мясом и кислым ржаным хлебом.

Потом гости и хозяин сели на латы, откинув капюшоны малиц. Женщины молча подавали кушанья. Хозяин достал вина, но гости отказались выпить.

Халиманко нахмурился и замолчал.

— Пушнина есть? — спросил Саша.

— Как не быть! Есть.

— Сдаешь?

— Да надо сдать, чего ли… Сэрня!

Женщина проворно выскочила из чума. Через полчаса она вернулась, дрожа от холода, и в руках ее была связка песцовых шкур.

— Гляди маленько.

Саша тщательно осмотрел песцов и сказал цену.

— Бери. Товара брать не буду.

Саша отсчитал деньги. Вежливый хозяин не стал их пересчитывать. Он вышел из чума и на морозе тщательно проверил хрустящие червонцы. Потом он вернулся обратно и приказал постелить гостям шкуры, а сам уехал в стада проверить работу пастухов.

Вернулся он уже поздно, но гости все еще не спали. Тая тревогу в голосе, он спросил:

— Слухи ходят — пароходы к фактории приедут. Город строить…

— Будет город, — сказал Саша. — Через год ты не узнаешь факторию, флюорит нашли там. Хорошо тогда в тундре будет.

— В тундре всегда было хорошо.

— Как для кого, — сдержанно улыбнулась Лена.

Саша строго посмотрел на нее.

— Было и плохо кой-кому, — сказал Саша, — но будет хорошо. Не скоро, а будет.

Халиманко ушел за занавеску к своим женам и скоро захрапел басовито. Слабо тлели уголья в костре. Курил Саша. Лена закрыла глаза и крепко заснула.

Савонэ шла, утопая в сугробах, отводя от лица пряди заиндевевших волос. В руках ее была кривая палка от тагана. На целый мир лежали впереди гряды сопок и запорошенные снегом овраги. И оттого, что мир перед ней был так необъятен, ноги ее подкашивались и первобытный страх сжимал сердце.