Матэ Залка - Добердо

Поздно вечером приходит Чутора: меня вызывает штаб батальона. Иду к телефону. Говорит лейтенант Кенез:

— Получил твое донесение. При других условиях, поверь, господин майор не простил бы тебе такого упрямства. Мы отправили твой рапорт в штаб полка, пусть там решат. Сюда звонил капитан Лантош, говорил с майором. Он тоже получил от тебя донесение. По его мнению, это не что иное, как больная фантазия.

Не отвечая, кладу трубку. Дверь к Арнольду полуоткрыта. Обер-лейтенант сидит спиной ко мне за своим столом и пишет. Перед ним лежит наполовину исписанная страница. Кругом разбросаны бумаги, многие перечеркнуты, исправлены синим и красным карандашом. Видно, работа дается нелегко. Я не постучался к Арнольду. Почему? Неужели испугался встречи?..

Придя домой, застал у себя Гаала. Он принес донесение и хочет поговорить со мной. Прошу его прийти завтра. Я прочитаю и изучу его рапорт, тогда будем разговаривать. Гаал ушел, но задержался у Хомока и долго шушукался с ним. А потом, будто оставив в каверне свое сердце, тяжелыми шагами ушел взводный Петр Гаал…

Прошло два дня. Ни из полка, ни из бригады никакого ответа. Хусар исчез — ни слуху ни духу. А тут у нас нервная напряженность не ослабевает ни на миг. По нашим наблюдениям, работы неприятеля длятся уже три дня без перерыва. Это, конечно, небольшой срок, если итальянцам нужно проходить по сплошной породе. А если нет? Звуки бурения и постукивания приходят со слишком большой глубины, чтобы можно было говорить о результатах нескольких дней. Но, может быть, итальянцы готовились к этому случаю заранее?

Солдаты смотрят на будущее очень мрачно. Они предпринимают все шаги для того, чтобы выяснить действительное положение, с неослабевающей бдительностью следят за происходящим под нами и с дьявольской изобретательностью добывают свои данные. Я просто восхищаюсь ими. Какой изобретательный, неутомимый и способный народ!

Большая часть офицеров прикрывается маской неверия и говорит о подкопе с пренебрежением, но многие действительно не вдумываются в положение, предоставляя решить дело высшему командованию. Это невероятно, но господа офицеры потеряли чутье и не понимают происходящих событий. Они ждут эрцгерцога и надеются на то, что по его отбытии нас немедленно сменят.

Словом, мы ждем эрцгерцога, который обещает быть каждый день, и к вечеру выясняется, что не приедет. Солдаты уже обучены тому, что, как только эрцгерцог появится в окопах, весь батальон должен его встретить могучим троекратным «ура». Это «ура» должно прогреметь не коротко и четко три раза, а длиться минутами, как непрерывный крик ликования.

Вчера меня целый день посещали гости. Первым пришел Бачо. Открыто и просто спросил, каково мое искреннее мнение о подкопе. Я рассказал ему, что бурение сильно продвинулось вперед и трагедии можно ждать наверняка.

— Тогда нужно что-нибудь предпринять, — задумчиво произнес Бачо.

— Мне закрыли рот. Я свое дело сделал: мой рапорт болтается где-то между батальоном и полком. Возможно, что Кенез просто положил его под сукно. Но ведь капитан Лантош тоже знает обо всем.

Бачо помрачнел. Он наконец понял положение.

— Знаешь, мне начинает казаться, что вся история как-то слишком типична для нашей армии, — сказал я, еле сдерживаясь.

— Но ведь сюда собирается эрцгерцог, — возразил Бачо, — его бы не стали подвергать такой опасности.

— Эрцгерцог! Для эрцгерцога война — это коммерческое предприятие, а всякая коммерция связана с риском.

Бачо рассмеялся и хлопнул меня по плечу. Он стал прежним веселым, лихим лейтенантом. Я рассказал ему о своих сомнениях и о том, как прижал к стене Торму и Гаала. Гаал все знает и чувствует, как будто видит сквозь камень. Вчера он доложил мне, что подкоп меняет направление и сейчас идет под каверну третьего взвода. Ясно, что за какие-нибудь пять-шесть дней итальянцы не могли бы пройти так глубоко, если бы на их пути не встретилась естественная пещера.

— Да, брат, положение действительно серьезное. Завтра же поговорю с Кенезом. Тут надо что-нибудь сделать. Когда я прощался со своим взводом, зашла речь о подкопе. Солдаты сильно взволнованы, а офицеры так заняты предстоящим празднованием, что не видят дальше своего носа.

В передней кто-то спросил, дома ли я. Вошел фенрих Шпрингер.

— Пришел проститься, друзья, — непринужденно сказал Шпрингер, пожимая нам руки.

— Куда отправляешься?

— При штабе армии открываются курсы снайперов. Срок обучения пять недель. Буду здесь недалеко, в Набрезине. Сначала говорили, что поедем в Лайбах, но потом переменили. Ну, скоро снова увидимся. Сервус!