Джеймс Джонс - Тонкая красная линия

На следующий день он подписал и отправил письмо с согласием на развод, а затем собрал вещи и отправился, к новому месту службы. Так из третьей роты ушел еще один человек. Когда Бош спросил его, кого бы он порекомендовал на свое место, Белл назвал Торна из второго взвода. Торна, а не Уитта, поскольку считал, что Уитт способен совершать трудно предугадываемые поступки, особенно если разозлится.

Рота продолжала жить своей жизнью. Правда, теперь это была уже совсем не та рота, что когда-то высадилась на острове и вступила в свой первый бой. Многие уже ушли, все вакансии были заняты зелеными новичками, так что сейчас рота была совершенно новой, и отношения в ней тоже были новыми.

Через три дня после отъезда Белла рота получила боевой приказ, и сразу все стало на свои места, точнее, все осталось как было: никаких перемещений и назначений, особенно таких, которые изымали кого-нибудь из ее рядов. Приказ был с грифом «совершенно секретно», тем не менее его содержание сразу же стало известно всем: в течение ближайших десяти суток, не позднее, быть готовыми к передислокации в новый район. Десятисуточная готовность! С получением приказа прекращались все учебные занятия, вместо них должна вестись подготовка к передислокации. В приказе не говорилось, куда предстоит передислокация. Да в том и не было нужды. Всем и без того было все ясно.

С тех пор как убыл Файф, Долл стал самым близким другом своего непосредственного начальника Милли Бека, и вдвоем они не раз обсуждали, что ждет их на Нью-Джорджии. Долл считался сейчас одним из лучших младших командиров в роте и стоял первым в списке возможных претендентов на должность взводного сержанта. Кэрри Арбр тоже стал сержантом, командиром того отделения, которым раньше командовал Долл.

В эти дни они также узнали, что их страна, оказывается, помнит о своих сыновьях из третьей роты — пришли наконец давно уже обещанные, но до сих пор еще не присланные медали. Их было немало — досталось и Калну, и Кэшу (разумеется, посмертно), и Доллу, которому, правда, вместо креста «За выдающиеся заслуги», как обещал в свое время капитан Гэфф, дали только медаль «Серебряная звезда». Самую высокую награду — этот самый крест «За выдающиеся заслуги», единственный во всем батальоне, получил, ко всеобщему удивлению, не кто иной, как Дейл, что вызвало всякие кривотолки и ухмылки. В конце концов все примирились с этим, особенно когда одна умная голова высказалась, что такая награда будет Дейлу очень к лицу, особенно рядом с его коллекцией золотых коронок и зубов, содранных с убитых японцев. Почти все, получив свои медали, делали вид, что они их, в общем-то, не особенно интересуют.

И еще одна новость, связанная с прошедшим и боями, пришла в эти дни в роту — за два дня до ее отъезда кто-то притащил истрепанный номер журнала «Янки», в котором на целой странице был очерк о бывшем заместителе командира их батальона капитане Гэффе и его фотографии. Он был снят в сшитой у отличного портного вечерней парадно-выходной форме (ведь дома уже была зима) со всеми регалиями и Почетной медалью конгресса на шее. Фотография была сделана в момент, когда Гэфф выступал с патриотической речью на митинге по случаю продажи облигаций военного займа. Под фото была подпись, в которой говорилось, что те самые знаменитые слова, с которыми «командир славного отряда измученных, но не побитых добровольцев на Гуадалканале» обратился к своим подчиненным перед вылазкой (насчет того, что сейчас, мол, пришла пора поглядеть, где тут овцы, а где козлищи, где мужчины настоящие, а где мальчишки), стали теперь чуть ли не национальным лозунгом, и их малюют метровыми буквами по всей стране, а два музыкальных издателя даже тиснули патриотическую песню о войне, и там эти слова вынесены в заголовок…

На этот раз грузовиков для роты не нашлось, и ей пришлось добираться до берега пешим порядком. В пути рота миновала новенькое армейское кладбище. Навьюченные личными вещами и оружием, задыхаясь от жары и казавшегося просто расплавленным воздуха, все потные и грязные, они с завистью глазели на это зеленое и такое прохладное на вид кладбище. Территория его была хорошо ухожена, сделан отличный дренаж, на клумбах и в вазонах росли красивые цветы. Тут и там виднелись разбрызгиватели, и вылетавшие из отверстий упругие струйки воды ярко сверкали в ослепительных лучах солнца, разлетались мириадами брызг над белыми крестами, а сами эти кресты были тоже очень красивые и, стоя четкими рядами, смотрелись очень хорошо. Кое-где ходили солдаты из квартирмейстерской роты, они подметали территорию и что-то делали там — в этом чудесном, таком мирном и красивом уголке.