Влад Нордвинг - Тонкая зелёная линия

Я смотрю в окно. Окна в этом автобусе маленькие, гораздо меньше, чем в нашем школьном. У самого окна сидит большеротый, вертлявый мальчонка, он прилип носом к окну, да ещё обе ладошки рядом положил и пальцы растопырил. И уши как локаторы торчат. Короче, мне мало что видно. Это бесит немного, ну да что поделать, мелюзга и есть! Мне через месяц шестнадцать исполняется, не буду же я скандал тут устраивать из-за какого-то окна.

Юлька сидит в самой голове салона, мне её отсюда плохо видно. Делает вид, будто смотрит в окно, только я знаю, что тоже злится. Ещё бы! Этот Уильям кого угодно из себя выведет! Он с нами попёрся, как Юлька говорит, «из политической целесообразности». Это значит — пыль в глаза журналистам пустить, чтобы все видели, что он весь такой в доску простой и близкий к народу. Он же большая шишка в разных там конторах. Как это, сейчас вспомню… Заместитель председателя спецкомитета Всеобщей Ассамблеи по миграционной политике, и одновременно Первый вице-президент некоммерческого консультационного агентства «Глобал Генетикс» при Управлении по делам внешних планет. Я ничего не напутал? Короче, такие, как он, обычно в автобусах не летают. Но ставки сейчас уж слишком высоки, следует производить благоприятное впечатление. Почему, вы думаете, нас такая куча репортёров на Фобосе провожала?

В салоне темно. Дети шушукаются и пялятся в окна. Мы идём на ровном киле, так что Энцелад виден и справа и слева. А в правые окна ещё видно, как из-за горизонта вылезает Сатурн. Все эти детишки в системе Сатурна впервые, им всё интересно. Мне тоже было интересно, когда я первый раз сюда попал, так что с пониманием.

На Энцелад у нас выделено два дня. Мы рано утром отстыковались от рейсового марсианского лайнера, он остался на высокой орбите, а мы идём на посадку. Два часа уже снижаемся по спирали, скоро будем на месте. В космопорту Геркуланума нас уже ждут. Потом будут лаборатории, реакторные блоки, гляциологические шахты, прогулки по поверхности, короче, полная программа развлечений. Там и заночуем, у них в городе гостиница есть. Завтра опять то же самое, а вечером лайнер вернётся в сектор синхронизации, чтобы нас забрать.

Большинство моих одноклассников в эти каникулы сидят у себя по домам на Фарсиде, или в Элизиуме. Некоторым повезло больше — улетели с родителями на Землю или на Луну. А я вот у Сатурна. А всё почему? А потому что директорату всегда нужен кто-то, кто присматривал бы за малышнёй на экскурсии! Нет, взрослые с нами тоже, конечно, есть. Но они всегда настаивают, чтобы с младшими школьниками летел кто-нибудь из старших. «Из педагогических соображений», как Юлька говорит.

Нет, я не жалуюсь. Во-первых, слетать лишний раз к Сатурну, почему бы и нет? А во-вторых… Ну, это ладно, не буду, тут личное…Только вот когда вернёмся, наверняка найдутся зубоскалы: «Ты что, типа, нянькой в детский сад устроился? Сопли вытирать да горшки выносить, ха-ха!?» Это неприятно. Может, придётся кое-кому и мозги вправить.

Все взрослые, которые с нами полетели, расположились в голове салона. Эмма с дочкой Самантой, Джек со своим сыном (кажется, его Ванькой зовут) и Мира с двумя девочками-близняшками. Продолжают там дискутировать с этим Уильямом зачем-то, хотя понятно, что он упёртый, как все политики. Ему всё равно, где соловьём разливаться — перед тремя скептиками в туристическом автобусе, или перед бюджетным комитетом Ассамблеи. Демократ, знаете ли. Опять же, близость с народом, всё такое…

— … и в конце концов, вопрос стоит о том, сумеем ли мы освоить весь доступный нам объём Солнечной системы.

— Мы, это ты подразумеваешь — примы? — саркастически уточняет Джек.

— Нет, — мягко поправляет Уильям и улыбается. — Ты повторяешь этот известный демагогический тезис, что человечество, дескать, для мощного рывка в космос создало самому себе франкенштейнов. Вот я, Франкенштейн, поглядите на меня! — и он весело смеётся, демонстрируя всем свой сияющий фейс. — Вам лучше воспринимать нас просто как ещё одну расу, только и всего!..

— По правде сказать, Уильям, нам сложно смотреть на вас как на ещё одну расу, — вмешивается Мира. — Люди всех обычных рас рождены людьми, а вы нет.

— Так что же из этого? Арабы лучше приспособлены к жизни в пустынях, а, скажем, алеуты — в Арктике. Это не расизм, а физиология, так устроено эволюцией. Ну, а мы лучше приспособлены к жизни в космосе! В чём же разница? Поймите, мы разные расы одного человечества, но когда речь заходит об освоении дальних фронтиров, вы почему-то склонны отказывать нам в обладании самыми базовыми гуманистическими ценностями, и даже чуть ли не подозревать нас…