Леонид Бехтерев - Бой без выстрелов

На табачок заходил то один, то другой. Охотников покурить было много, табаку мало. Только странно, что после перекура в палате и не пахло дымом.

И на этот раз перекур не затянулся, Охапкин рассказал о «слугах», просил внимательнее присматриваться к людям, особенно новым, в больнице, к тем, кто их навещает, кто и кому пишет…

— Мука кончается, — сетовал Ковшов. — Хлеба от населения поступает все меньше. Чем кормить будем — не представляю. Без хлеба увеличивается расход круп, а их тоже мало. Хоть бросай все к чертовой матери!

— Нельзя, Петр Федорович, бросать! Никак невозможно! — горячо отвечал Фадеев. — Это же наши!

— То-то и дело, что наши. Сегодня диетсестра Фесенко выступала в церкви: после службы рассказала молельщикам о положении раненых, просила помощи продовольствием. Священник поддержал ее просьбу и от себя сказал, что забота о сирых и убогих угодна господу… Слез было много, а сколько будет продовольствия? На базаре буханка хлеба к ста рублям подбирается. Ни одной путной пекарни, кроме нашей, нет.

— Разрешите, Петр Федорович, со стариками потолковать.

— Толкуйте, ищите выход.

Едва успел уйти Фадеев, как в больницу нагрянули немцы во главе с Венцелем. Вслед подвезли на грузовой машине группу советских граждан разных национальностей — грузин, армян, чеченцев, ингушей, балкарцев.

— Господин Ковшов, мы проверим всех раненых и больных.

— Прикажу принести халаты.

— Обойдемся без них. Вы останьтесь в кабинете.

— Проверка без врача? Господин Венцель, я не могу…

— Господин Ковшов, вы останетесь в кабинете и не выйдете до конца проверки. Нас проводят лечащие врачи. Пусть все будут на своих местах.

— Разрешите дать указания?

После разрешающего кивка Ковшов послал секретаря предупредить, чтобы все врачи были в своих отделениях, а раненые — на своих койках.

Венцель и его свита вышли. Немецкий автоматчик остался у открытых дверей.

«Вот он, донос… — лихорадочно думал Ковшов. — Кто: Симонова или «слуга великой Германии»? А может быть, не один «слуга»? Четырнадцать или больше в гестаповском списке? Хуже всего сидеть здесь. Бой — там, в палатах, здесь — тыл… Может быть, уже ведут к выходу первых…»

Посмотрел в окно. На дворе пусто и зловеще тихо. Немецкие машины стоят на улице.

— Мне к господину главному врачу! — услышал Ковшов громкий голос у входа.

Автоматчик утвердительно махнул рукой. Вошел солдат из команды выздоравливающих, одетый в гражданскую одежду. Ковшов поспешно накрыл газетой бумагу, которую только что достал из кармана.

— Господин главный врач, топливо подвезено. Только у брички поломалось колесо.

Ковшов встречал этого человека, но не помнил его фамилии. Он с недоумением слушал доклад о каком-то топливе, о колесе: знал, что солдат этот не работал на лошадях.

Посетитель, понизив голос, сказал:

— Евреев искать приехали… Людей разной национальности привезли.

— Ничего, брат, сейчас не сделаешь… Колесо сломалось, не уедешь… Потом отремонтируем… — громко заговорил Ковшов — на тот случай, если автоматчик понимает по-русски.

— Господин главный врач, я доложил о колесе кому надо, — продолжал солдат, — обещали принять срочные меры. Разрешите идти?

Хотелось обнять этого сообразительного солдата и горячо поблагодарить, но Ковшов ограничился сухим:

— Идите.

Стало быть, не тот донос. Это уже легче. Евреев среди раненых мало, они хорошо замаскированы новыми фамилиями и национальностями, только бы не растерялись, не сорвались…

В палатах шла проверка. Офицер указывал пальцем на раненого, спрашивал национальность. Если раненый ответил «кабардинец», ему сразу же задавался вопрос на кабардинском языке. Ответ — по-кабардински. Привезенный гитлеровцами знаток языка подтверждал: кабардинец. Спрашивали второго, третьего, десятого… И так в каждой палате. Пока проверялись первые палаты, патриоты успели многих военнослужащих еврейской национальности вывести то в санпропускник, то в туалет, заправив койку, как свободную. Потом их доставили в уже проверенные палаты. Короткое, но своевременное предупреждение было кстати.

У некоторых евреев в графе «национальность» указано: караим. Офицер получил несколько таких ответов.

— Что такое караим? — обратился он к Лидии Тарасовой.

— Так называется небольшая горская народность Кавказа.

— Не слыхал.

— Здесь на Кавказе, господин офицер, много народностей. Я в свое время долго жила в Дагестане, а перечислить три десятка национальностей, которые там живут, не смогу, никогда не могла запомнить.