Леонид Бехтерев - Бой без выстрелов

По знаку Геринга человека увели.

— Что со здоровьем?

— Ранен в правую руку.

— Где, при каких обстоятельствах?

— На Западном фронте… При попытке перейти через линию фронта…

Ковшова ранило под Смоленском, когда он выводил из окружения группу раненых. Попытку перейти через линию фронта он придумал сейчас, решив, что в этой лжи его здесь никто не уличит.

— Это ложь, Ковшов! Вы — коммунист.

— Господин Геринг, я не член партии и не могу им быть…

Ковшов достал из кармана бумагу, которую смотрел в коридоре и, так же бережно развернув, встал, чтобы передать ее Герингу. Подскочил Венцель, взял и, прочитав сперва про себя, бросил взгляд на Ковшова, потом перевел содержание документа Герингу.

— Это многое объясняет, господин Ковшов.

Петр Федорович не пропустил мимо ушей этого добавления к фамилии: «господин».

— Почему вы не предъявляли этот документ раньше?

— У меня, господин Венцель, никто не спрашивал о моем прошлом. А я не счел уместным говорить об этом.

— Господин Ковшов, в вашей больнице есть комиссары, командиры, чекисты. Почему их скрываете?

— Господин Геринг, я в свое время объяснял господину Венцелю, что эта категория раненых эвакуируется всегда в первую очередь. Все они вывезены.

«Евреев не упомянул. Значит, Венцель уже доложил, что их не нашли. Дела поправляются. Тактика правильна!»

— Среди врачей больницы военные врачи есть?

— Да, имеются: Озеровский, Викторов, Холодов.

Венцель быстро записал фамилии и поспешно вышел.

«Записывай, спеши, все они уже зарегистрировались у вас как военные врачи, — внутренне усмехнувшись, подумал Ковшов. — Принесешь этому однофамильцу рейхс-маршала новый козырь в мою пользу…» А вслух сказал:

— Должен пояснить, господин Геринг, что они остались добровольно.

Вошедший Венцель сказал короткую фразу Герингу.

— Кто из работников госпиталя коммунисты?

— Мне известны как члены партии завхоз Утробин и врач Семенова…

Ковшов не боялся назвать их — оба прошли регистрацию. Венцель, записав фамилии, снова поспешно ушел. Возвратившись, опять что-то сказал и сел к столу сбоку.

Ковшов решил, что можно попытаться контратаковать, и сам обратился к Герингу:

— Господин Геринг, меня обижает недоверие. В первую же встречу я откровенно рассказал все господину Венцелю. Господин Венцель сообщил мне, что обман немецких властей грозит расстрелом. Мне не хочется умирать, и я был откровенен с господином Венцелем, но господин Венцель, как я понял, все еще в чем-то меня подозревает. Заявляю вам, господин Геринг, что у больницы Международного Красного Креста нет тайн, она строго соблюдает Женевскую конвенцию…

— Гут, зер гут, — оборвал его Геринг.

Тогда Ковшов стал говорить о трудностях с продовольствием, о том, что больницу всем обеспечивает население. Переводчик переводил, но в одном месте его прервал Венцель, очевидно подметивший неточность или искажение перевода. Переводчик испуганно забормотал, прижимая руку к сердцу и кланяясь.

Прощаясь, Геринг вышел из-за стола и подал руку Ковшову. Когда руки сошлись в пожатии, Геринг неожиданно сильно дернул Ковшова. Он вскрикнул от боли и качнулся. Брошенную Герингом правую руку подхватил левой.

Геринг улыбался.

«Собака, не забыл, что ранена правая, — подумал Ковшов. — И это проверил».

На этот раз Ковшов вышел из гестапо в приподнятом настроении: удалось отбить довольно яростную атаку. По пути хотел зайти в пекарню, но раньше надо в больницу: он понимал, как там беспокоятся.

В больнице действительно был переполох. Ковшова уже и не ждали обратно, и когда он появился, смотрели на него удивленно, даже с боязнью: увезли в гестапо под конвоем, а обратно пришел свободно!

Ковшов улыбался. Успокоив повстречавшихся врачей, он пошел по палатам, смотрел придирчиво, делал строгие замечания.

— Петр Федорович, как же вы? — спрашивали его.

— Побеседовали и отпустили. Потому что вы отвечали правильно. Мне не поверили, всем поверили. Пока поверили… Могут быть еще доносы, будут еще проверки, но если мы говорим твердо, что нет у нас ни комиссаров, ни командиров, ни коммунистов, так что же они сделают…

Ковшов вызвал Утробина. Илья Данилович тоже удивился, как это удалось Ковшову уцелеть.

— Секрет, Илья Данилович, простой. Документ один выручил.

— Какой же?

Ковшов достал из кармана четвертушку листа, развернул и прочел:

— «Справка. Дана гражданину Ковшову Петру Федоровичу в том, что он был осужден по статье пятьдесят восемь УК РСФСР к двенадцати годам тюремного заключения с последующим поражением в правах на пять лет и находился в лагерях НКВД с двадцать восьмого ноября тысяча девятьсот тридцать четвертого года по двадцатое марта тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Освобожден на основании определения Военной коллегии Верховного Суда от…» Все, Илья Данилович, законно: и подписи, и печати.