Алексей Котенев - Грозовой август

Все захохотали, Бухарбай невозмутимо продолжал читать дальше:

«А вчерась мне была выволочка. Сидел я на лекции о значении саперной лопаты да по нечаянности заснул...»

Он остановился, взглянул на Державина. Тот поощрительно кивнул:

— Читай дальше! Читай.

«А касаемо женской части — и думать не моги, — жаловался далее Ванька-взводный. — Одна девушка на весь батальон — вот так хочешь, так и живи...»

Письмо заканчивалось точь-в-точь, как у чеховского Ваньки Жукова:

«Милый дедушка! Возьми меня отседова, а то помру».

— Ну насмешили, насмешили! — сказал Державин и попросил воды.

Будыкин, зная, что генерал любит крепкий чай, предложил ему чаю. Драгунский наполнил стакан, поставил перед генералом.

— Скажите, товарищ генерал, — спросил он, — неужели мы простим самураям все их пакости? Неужели забудем, как они мотали из нас жилы все эти четыре года?

— Да разве четыре только! Все тринадцать, — поправил Будыкин.

Державин молча размешивал в стакане сахар.

В землянке тишина. Еле слышно скрипнул стол, за дощатой обшивкой прошуршала земля — прошмыгнула полевая мышь. Генерал, конечно, знал больше, чем его собеседники, но мог ли он разглашать тайну, да еще в одном километре от государственной границы?

Офицеры начали строить догадки, искать ответ на вопрос старшины Цыбули: «Шо ж воно будэ туточки, на Востоке?» Генерал все молчал, потом проронил неопределенно:

— Сие от нас не зависит. Трудно предугадать события. Оракулов нынче нет. — Он выдержал длинную паузу и продолжал: — На Восток я ехал с батяней своим, лейтенант его видел. — Державин повернулся к Иволгину. — Так вот, родитель мой наказывал: «Смотрите японца не прозевайте, как прозевали немца». И еще такой дал совет: «Волков, говорит, надо бить в степных балках да в лесных сограх. Не ждать, пока они в овечью кошару пожалуют».

— Все понятно в принципе, — усмехнулся Русанов. — Терпению мы обучены. Дождемся своего часа...

— А песни петь вы не разучились без меня? И музыка у вас скучает, — перевел вдруг разговор Державин, кивнув на висевшую гитару. — Спели бы что-нибудь повеселее. Сегодня ведь праздник.

Драгунский взял гитару, прошелся подрагивающими пальцами по ладам.

— Повеселее не получится, — сказал он и, рванув струны, запел:

Его поддержал Бухарбай, а вслед за ним в хор влился звонкий голос Иволгина, удививший всех силой и красотой.

Конец вальса допевали лишь двое — Иволгин и Державин. Густой бас генерала оттенял чистый тенор его названного кленовского племянника.

Песне тесно было в душной землянке. Она билась в крохотное оконце, в дощатую дверь, будто звала бутугурцев вдаль, на маньчжурские сопки.

Врач бутугурского батальона Вероника Бережная и санинструктор Аня поехали в Даурию за медикаментами и полдня проторчали на медицинском складе, что ютился во дворе военного госпиталя. В тесном полутемном подвале скопилось множество медиков из других пограничных частей, и надо было ожидать своей очереди. Вероника досадовала, что не вовремя приехали, то и дело поглядывала на часы, а когда стало совсем невмоготу, позвала Аню наверх:

— Задохнемся мы здесь, пойдем погуляем.

Они вышли из подвального склада и по широкой аллее, обсаженной молодыми тополями, направились вдоль красно-кирпичного лечебного корпуса. Дневная жара заметно спала, подул свежий ветерок. Поблекшее солнце, казалось, устало калить подернутую маревом степь, повисло над горизонтом, поигрывая фосфорическими бликами в оконных стеклах госпитальных зданий.

У лечебного корпуса бродили больные в коричневых халатах и серых пижамах, из распахнутых окон выглядывали медсестры в белых косынках. Вероника пристально вглядывалась в лица всех, кто попадался на глаза. Аня со стороны любовалась ею. До чего же хороша! Глаза светлые, большие, брови — как нарисованные, волосы темными волнами. А вот судьба Вероники сложилась не по ее красоте. Все в жизни запуталось, переплелось, да так, что и выхода не видно. Аня знает, почему волнуется Вероника, кого она так жадно высматривает среди проходящих людей. Под высокой крышей этого госпиталя живут два совершенно разных, несовместимых в ее сердце человека. В правом крыле первого этажа, в хирургическом отделении работает муж Вероники Модест Петрович Бережной — главный хирург госпиталя, подполковник медицинской службы. Аня не раз видела этого полного невысокого пожилого человека с маленькой, как запятая, седенькой бородкой. Он часто приезжал на Бутугур, называл ее всегда деткой и непременно угощал кислыми леденцами. Ему не было и пятидесяти, но Ане он казался уже старичком.