Анатолий Чехов - Кара-курт

— Я ему говорю, — прихлебывая из пиалы чай, сказал Али-ага, — что ты, Махмуд-Кули, все на базаре сидишь, табаком торгуешь? Иди к военным работать, деньги будешь, паек получать.

— Смотря какая работа, — осторожно ответил Махмуд-Кули.

«А Махмуд-Кули — орел», — подумал Яков и тут же заметил за внешней величавой невозмутимостью тщательно скрываемое беспокойство.

— Ай, пойду я отдыхать, — сказал Али-ага. — Вы тут чай пейте, разговаривайте, а меня внучка Гюльджан ждет. Пойдем с ней к другу Бяшиму в гости. Давно приглашал...

Кайманов проводил старика до двери, вернувшись к Махмуду-Кули, вытащил из нагрудного кармана лупу, выдвигающуюся на шарнире из черного карболитового футляра, приставил ее к глазу и стал неотрывно смотреть на старика. Тот недовольно покосился, заерзал на месте.

— Ай, начальник, — сказал он. — Какой большой у тебя глаз. Никогда я не видел такой большой глаз!

— Большой глаз больше видит, — сказал Яков.

— Что ему смотреть на старого человека? — сказал Махмуд-Кули. — Убери ты это стекло. Зачем на меня через него смотришь?

— А ты знаешь, что говорит мне это стекло? Оно говорит, — не повышая голоса, сказал Кайманов, — что шефу ты подбираешь плохих проводников для переправы. Уже двое из них не принесли тебе вещественный пароль — меченые табакерки. Если и дальше так пойдет, шеф с тебя голову снимет.

Махмуда-Кули словно столбняк хватил. Некоторое время он молча смотрел на Якова, затем, справившись с волнением, деланно усмехнулся, пожал плечами.

— Сказать все можно, — с трудом ответил он.

— Можно и показать, — сказал Кайманов. Он достал из кармана два кабачка с метками на донной части, протянул их Махмуду-Кули.

Тот даже развеселился:

— Ай, начальник, как любишь шутить! Хорошее у тебя стекло, все видит, все знает, не знает только, что такой кабачок для табака почти у каждого мужчины есть.

— Такие не у каждого, — заметил Яков.

— А кто может сказать, чьи они?

— Ну, что ж, и это можно, — так же спокойно ответил Яков. — Про этот скажет Хейдар-ага, а про этот — Имам-Ишан... Может быть, хочешь с ними поговорить?

Махмуд-Кули опустил голову, молчал некоторое время.

— Замечательное у тебя стекло, — вздохнув сказал он. — Нет, сейчас я уже не хочу с Имам-Ишаном говорить!

— Сводки Совинформбюро, наверное, каждый день слушаешь? — спросил Яков.

— Как не слушать? На фронте два сына — Хаджи-Мурат и Анна-Сахат воюют.

— А их опе наших врагов на ту сторону переправляет. Ты подумал об этом, Махмуд-Кули-ага? Ты понимаешь, что своим близким надо не словами, а делом помогать?

— Головой, Ёшка, я все понимаю. Махмуд-Кули — не враг своим сыновьям. Жить трудно...

— А сыновья с фронта придут, им надо будет ответить, кому ты тут во время войны помогал? Судить тебя надо, яш-улы. Оправдать себя можешь теперь только хорошей работой. Шефа твоего мы знаем, пока трогать не будем, он еще нам немалую службу сослужит. К тебе будут приходить Али-ага, Рамазан-Барат-оглы — мальчик с Даугана, чолок Ичана, табак приносить. Через них будешь мне весть передавать. Табакерки свои возьми, отдай шефу. Пусть думает, что у тебя все в порядке. С сегодняшнего дня все табакерки, что он будет «пассажирам» давать, все будут у тебя, только проводников подбирать буду я. Места встреч, словесный пароль через Рамазана и аксакала Али-ага мне будешь говорить. Грозить не хочу, но меня ты знаешь... Вздумаешь вилять, гарантирую встречу с Имам-Ишаном, а уж он-то знает, что о тебе рассказать.

— Бо´лды, Кара-Куш, — не обидевшись на угрозу, согласился Махмуд-Кули. — Все сделаю, как ты сказал. Теперь и у меня на душе легче стало, как будто аллах в мою сторону посмотрел. Но только и ты никому ни слова. Скажешь хоть одному человеку, режь меня, шагу больше не сделаю ни для тебя, ни для шефа. Один человек знает — тайна. Два человека — полтайны. Три человека — совсем не тайна. Ты — свой, разберешься. Другой разбираться не будет. Возьмет старого Махмуда за аксакал и поведет под трибунал. Будешь молчать — ты меня не видел, а я тебя, — «пассажиры» шефа все твои будут. Хош! Здоров будь! Я все сказал.

— Хорошо сказал, яш-улы, — согласился с ним Яков. — О таком деле, как у нас, больше двух человек знать не должны. Рамазан и Али-ага от тебя будут только приветы передавать да называть места встреч. На мое слово можешь положиться. Свое крепче держи...

Яков говорил искренне: условия Махмуда-Кули, чтобы о задании знали только они двое, не противоречило, а содействовало бы успеху. Пограничные секреты такого рода не выдаются первому встречному...