Анатолий Чехов - Кара-курт

«Вчера в восемь часов вечера высокий пограничник с золотым зубом, в крагах, хорошо говорит по-курдски, вошел в мой дом, приставал к моей жене. Мне угрожал: «Если будешь сопротивляться, обеспечу десять лет». Зовут пограничника Кара-Куш, он не первый раз уже так делает». Подписи не было.

— Так это анонимка, товарищ полковник. Мало ли у меня «друзей»! Сегодня задержанный Имам-Ишан почище сказал: вроде Клычхан со своей братией охотятся за мной, хотят убить.

— Клычхан? — полковник присвистнул. — А что? Очень может быть. Уж больно ты неудобная для наших врагов фигура, — продолжал полковник, — следы читаешь, как книгу, — это раз, на любом среднеазиатском языке говоришь — два, знаешь всю эту братию — главарей контрабандистов — три, первоклассный стрелок — четыре. По их расчетам, стоит тебя оклеветать — и Кара-Куш, старший лейтенант Кайманов, выключен из игры. Уже вроде бы им и жить легче. Ну, ладно. А пока что как хочешь, а достань мне хоть из-под земли твоего старосту проводников-переправщиков, как его?

— Махмуда-Кули, товарищ полковник.

— Ага, Махмуда-Кули. Его обязательно надо найти, тогда вся переправа будет в наших руках: брать этих самых «пассажиров» будем тепленькими тихо, спокойно, без хлопот.

Полковник отпустил Якова, посоветовав еще зайти к начфину.

Начфин — пожилой, с виду очень штатский человек, чего не могла скрыть военная форма, — встретил его спокойным взглядом поверх очков.

— Я вас пригласил, Яков Григорьевич, — сказал он, — чтобы устранить маленькую неувязку. Не помните ли вы, какая получилась сумма в вашей бригаде, когда вы пересчитали отобранные у бандитов деньги?

Яков достал записную книжку, открыл нужную страничку:

— Двести пятнадцать тысяч триста сорок рублей. А в чем, собственно, дело?

— Должен вас огорчить, — так же спокойно продолжал начфин, — ошиблись вы ровно на сто тридцать рублей. Другие бригады считали точнее. В вашей пачке при точном пересчете двести пятнадцать тысяч двести десять рублей, а по всем документам проведена указанная вами сумма — двести пятнадцать тысяч триста сорок рублей. Придется вам собрать со всех счетчиков и доплатить.

Кайманов молча достал бумажник, положил на стол сто тридцать рублей из только что полученной зарплаты, ни слова не говоря, направился к выходу: «Надо же к двум миллионам всех конфискованных денег добавить еще почти полторы сотни из собственной зарплаты!»

— Одну минуточку, — остановил его начфин. — Вот здесь распишитесь. В следующий раз советую считать точнее.

Не в самом веселом настроении вышел Кайманов из штаба войск, остановился на крыльце с ощущением приближения еще какой-то неувязки. Стоит только пойти темной полосе, будто шлюзы прорвет. Сыплется на голову одно за другим. Поистине — пришла беда, открывай ворота.

Увидев с крыльца, что к нему спешит, пробираясь сквозь толпу, знакомый охотник, Яков подумал: «Что еще?»

— Ай салям, салям, Ёшка! — приветствовал его собрат по благородной страсти. — Иди скорей, тебя срочно председатель к себе зовет.

«Председатель Охотсоюза — верный человек, зря тревожить не будет». Яков остановил первую попавшуюся машину, попросил шофера быстренько доставить его на текинку.

В задней комнате Охотсоюза, откуда не раз начинали свои операции пограничники в таком людном месте, как базар, Кайманова дожидались утомленный аксакал Даугана Али-ага и под стать ему, среднего роста, сухой и жилистый старик, со спокойной и даже величавой осанкой, внимательным взглядом.

— Вот, Ёшка-джан, тебе Махмуд-Кули, — сказал Али-ага. — Можешь повесить мне на грудь орден, можешь дать Звезду героя. Большего подвига я не сделаю за всю свою жизнь. Если я не выпью сейчас пиалу геок-чая, сразу умру.

Али-ага шутил, но видно было, он настолько устал, что ему и вправду недолго протянуть ноги.

Якова насторожило то, что мудрый Али-ага отверг переодевание и привел Махмуда-Кули к нему, одетому в форму старшего лейтенанта пограничных войск. Привыкнув доверять старейшине Даугана, Яков не спешил выразить ему по этому случаю свое неодобрение.

Кайманов со всеми знаками уважения приветствовал Махмуда-Кули, поддержал и усадил за стол Али-ага, перед которым председатель Охотсоюза, сурового вида пожилой туркмен, уже ставил пиалу с зеленым чаем.

— Салям, яш-улы Махмуд-ага, — сказал Яков. — Да будет удача во всех твоих делах, здоровье и счастье твоей семье.

Перед Каймановым был тот старик, которого он так долго искал, к которому тянулись нити уже свершившихся нарушений границы и возможных в будущем. Исподволь он внимательно присматривался к новому знакомому, еще не решив, с какой стороны к нему подступить, решив дать начать разговор старику Али-ага.