Анатолий Чехов - Чёрный беркут

— Отвечайте, да или нет?

— Отказываюсь отвечать!

— Отказываетесь?.. Заставим...

В зловещей невозмутимости тона, каким были произнесены эти слова, Яков почувствовал и многодневную усталость, и неумолимую волю — любыми путями добиться признания. Пока что использовался самый безобидный способ — беседа...

Снова зазвонил телефон. Следователь с видимой досадой снял трубку, недовольно слушал чей-то взволнованный мужской голос. Яков перевел дух. Это была минутная передышка, маленькая возможность собраться с мыслями. Кто сочинил напраслину о мнимом шпионаже Каип Ияса? Кому потребовалось сделать его шпионом? Кто доложил все подробности вплоть до того, что комиссар Лозовой беседовал с ним? Надо же придумать: Каип Ияс — агент! Чушь какая-то! И вместе с тем в вопросах следователя была неумолимая логика. Словно какая-то бесстрастная машина затягивала Кайманова своими шестернями, втаскивала в жадную пасть, ощеренную железными клыками. Еще немного, и пасть захлопнется, ловушка сработает.

Он вдруг с ужасом подумал, что не сможет доказать своей невиновности. Следователь уже внес в протокол допроса показание, что он угрожал Павловскому. Но это еще куда ни шло. А вот с Каип Иясом дело намного хуже. Обвинение нелепое, но его невозможно опровергнуть. Попробуй докажи, что Каип Ияс не шпион. Станешь доказывать, скажут, выгораживаешь, защищаешь. Как ни крути, а Каип Ияс иностранец, нарушитель границы.

— Я уже сказал, что сейчас занят! — раздраженно говорил в трубку телефона следователь.

Обостренный слух Якова теперь совершенно отчетливо улавливал каждое слово, звучавшее в мембране. Человек на другом конце провода кричал во весь голос:

— Я настаиваю, чтобы вы меня приняли. Это по делу Кайманова. У меня разрешение начальника погранвойск и вашего начальника...

Теперь он понял, кто говорит, узнал голос Федора Карачуна. Но еще неизвестно, что добавит к его «делу» это вмешательство.

— Хорошо, — перед тем как положить трубку, сказал следователь. — Вам будет заказан пропуск.

Встревоженный телефонным звонком Федора, боясь надеяться и в то же время надеясь на его помощь, Яков решил сам исправить то, что еще не успел окончательно испортить. Прежде всего не надо грубить следователю. Кроме неприятностей, это ничего не даст.

— Товарищ следователь, — сказал он спокойно. — Я семь лет на границе. Сколько раз в нарядах бывал, участвовал в вооруженных столкновениях. Поверьте, Каип отъявленный терьякеш. За терьяк и отца родного, и детей вместе с женой продаст. На него и пулю тратить жалко. Ну какой из терьякеша агент?

— Неубедительно, Кайманов, — холодно прервал его следователь. — Вы сами знаете: чем опытнее агент, тем меньше он вызывает подозрений. Что касается вас, на сегодня хватит. Уведите арестованного...

От сдержанности Якова не осталось и следа:

— Тебе обязательно надо меня закопать? Да? А кого закапываешь? Вот этими руками Дауган поднимал, бандитов стрелял! Комиссар Лозовой революцию делал, а его в кутузку? Да какой ты следователь, когда людей не видишь?

— Не забывайтесь, Кайманов, — предупредил следователь и еще раз приказал часовому: — Увести арестованного!

Кайманов встал, тяжело шагая, пошатываясь от нервного напряжения, пошел к двери. Он понимал, что все испортил грубостью, но знал, если допрос повторится, будет вести себя так же.

«Ну и черт с ними, пусть хоть знают, что не боюсь я их. Одно плохо — следователь не позволил встретиться с Карачуном».

А Федор уже шел навстречу по коридору. Лицо озабоченное и в то же время веселое:

— Яша! Буду ждать у подъезда, там моя машина! Приказ об освобождении! Вот он, сам главный подписал!

— Федя!.. Как же... — Конвоир не дал договорить, грубо втолкнул в дверь с решеткой.

Теперь Яков не обратил на это внимания: пусть толкает! Главное — Федор здесь, принес приказ об освобождении! Эх, Федор, Федор, нет на свете меры, какой можно было бы искупить перед тобой вину!.. Как томительно тянется время. Яков настороженно прислушивается к шагам в коридоре, с нетерпением ждет, что вот-вот откроется дверь, и он будет свободен.

Дверь открылась. Послышался такой же, как у следователя, бесстрастный голос:

— Кайманов, выходите! — У порога стоял начальник конвойной команды. Возвратил паспорт, удостоверение погранзаставы, протянул какую-то бумажку, сказал: — Подписка о невыезде, распишитесь. Не забудьте свой сверток.

И все. Больше ни слова. Во взгляде — полное равнодушие. Обычное дело.