Игорь Горбачевский (Астапов) - Черно-белые сны

Отворилась дверь и на дорогу вышел седобородый старик. Опершись на посох, он стоял и смотрел на нас.

— Что, радуешься, сука? — Димка вскинул автомат.

— Нет!! — я ударил по автомату, отводя ствол в сторону — очередь прошла по дувалу. Я схватил Димку за плечо.

— Димка, успокойся!

— Да они все тут гады, их всех давить надо! — стряхнул он мою руку. Я схватился за его автомат, но Димка вырвал его и ударил меня автоматом в лицо. В глазах вспыхнуло и я грохнулся на землю. Димка снова вскинул автомат, но я подсечкой сбил его с ног и очередь опять прошла мимо старика. Я вскочил на ноги:

— Да уходи же ты, дед!

Но дед так и стоял, глядя на нас.

Я обернулся к Димке. На меня смотрел черный зрачок автомата, а выше — полные ненависти Димкины глаза.

А мной вдруг овладело равнодушие, я понял что мне все равно — выстрелит Димка в меня или нет.

Черт, как же я устал от этой войны; от этого постоянного ожидания смерти; от того что меня всю жизнь все ненавидят только за то, что я просто хочу остаться человеком…

— Ну что ж, стреляй, друг! — я разжал руку и мой автомат упал в пыль. Ненависть в Димкиных глазах сменилась растерянностью, а растерянность начала вытесняться страхом. Ствол автомата опустился.

— Куч…

Я поднял свой калаш, развернулся и пошел в никуда. Навстречу бежали наши ребята, но я не хотел ни с кем разговаривать, а вот так идти, идти — пока не кончится эта действительность, больше похожая на ад, где одни люди убивают других для того, чтобы выжить, медленно превращаясь в зверей — а стоит ли жизнь этой цены?

Я не знаю.

Ревя моторами, колонна преодолевала подъем. Из двух последних тентованных ЗиЛов под откос полетели РД и начали выпрыгивать бойцы разведгруппы.

На этом участке «духи» неоднократно наносили удары из «зеленки» по колоннам и тут же уходили в горы. Разведгруппе была поставлена задача найти возможные пути прохождения банд и, если удастся — лагеря этих банд. Поэтому и выпрыгивали на ходу, чтобы чей-то чужой взгляд не зацепился за остановившуюся колонну. Маленький, но шанс войти в «зеленку» незамеченными.

На бегу подхватили РД, скатились под откос и бегом преодолели пару десятков метров до «зеленки». Скрывшись в зарослях, отряхнули рюкзаки, закинули их за спину, попрыгали «на зазвенит» и начали движение — сначала боец и сапер, шагах в пятнадцати-двадцати остальная группа, затем двое замыкающих. Двигались осторожно, высматривая тропы среди зарослей, мины и растяжки. На два километра «зеленки» положили нам два часа. Если не спешить, то должны успеть.

Трижды сапер, найдя противопехотные мины, останавливал группу и, осмотревшись, намечал путь обхода. Мины наносились на карту, но не обезвреживались. На четвертый раз были «близнецы» — две мины недалеко друг от друга — и сапер остановился, показывая нам их местонахождение, чтобы никто сдуру не наступил. Серега Буйнов тихонько пошел дальше, высматривая мины и оглядываясь по сторонам. Шагнув за островок густого кустарника, он нос к носу столкнулся с идущим навстречу «духом». Рефлексы сработали сразу: «дух» еще только начал что-то понимать и поднимал автомат, а Серега уже упал на спину и выпустил прямо в «духа» длинную очередь. Группа моментально залегла, а «зеленка» взорвалась очередями. Пули носились по невообразимым траекториям, срубали ветки, выли в листве. Весь мир сошел с ума: все стреляли во всех.

— Ложись! Ложись!

Я оглянулся. Среди этого сумасшествия одинокой махиной стоял Юрка Тимошин, держа в одной руке ПКМ, а другой держась за шею — шальная пуля задела его. Отняв руку от шеи и поднеся ее к глазам, Юрка уставился на кровь…

— Ложись! Ложись, бля! — заорал я ему. Лежащий с другой стороны Димка Гусев махал Юрке рукой: ложись, идиот! Но тот так и стоял — вид собственной крови парализовал его. Я, скинув РД, быстро пополз к нему, чтобы сбить подсечкой. Худенький, тщедушный Сашка Прохоров опередил меня, вскочив, живым ядром врезался в Юрку, повалил его в траву, но страх собственной смерти, вызванный видом крови, гнал куда-то Тимошина, и он снова поднялся, даже не заметив Сашкиного веса. Очередь, прошив худенькое Сашкино тело, ударила Юрку в грудь и опрокинула его назад. Я, подползши к ним, перевернул Сашку на спину и увидел две пары мертвых глаз, смотрящих в небо — его и Юркины. Ненависть чернотой своей резко накрыла меня с головой — ненависть к этому говенному миру, пожирающему самого себя; к придурку Юрке; к себе, не успевшему вовремя; к этой «зеленке», расстреливающей нас в упор. Подняв выпавший из Юркиной руки ПКМ, я оперся на пулемет рукой — вскочить, выпустить очередью ненависть, броситься вперед и убивать, убивать… Рука соскользнула на крови, которой щедро был полит ПКМ и я упал, больно стукнувшись о железо лицом. Вспыхнуло красным и пелена спала с глаз — куда ты, идиот, на пули? А может, это сказал подползший ко мне Димка… Я прополз несколько метров вперед и короткими очередями стал стрелять по зарослям. Ребята, уложив Юрку и Сашку на один брезент, взялись за ручки.