Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

— Ну а Людвика, дедушка, Людвика вы помните? — наседала на старика Анделка. — Он тоже учитель. С ним случилась беда. Электрическим током ему сожгло ногу, и теперь он волочит ее за собой. Видимо, долго не протянет…

Старик ничего не понимал. Зато Папрскарж все понял. Людвика Билого в тюрьме пытали. Сожгли ему ногу электрическим током. Сколько времени прошло с тех пор, когда они трое — Папрскарж, Граховец и Билый — шли с совещания на Мартиняке и говорили о Дворжаке? Почему они не вернулись и не приставили к его виску пистолет! Ведь они хотели это сделать.

Папрскарж даже не заметил, как Анделка собралась уходить. Старикан же закричал ей вслед:

— Так ты, дочка, придешь еще? И принеси пирог с повидлом!..

Дни и ночи шли, сменяя друг друга, и Папрскарж чувствовал, что жар спал. Он знал, что гестаповцы требуют сведений о состоянии его здоровья. Как только температура спадет — они явятся допрашивать его. И поэтому всячески повышал температуру. Проще всего было это делать рано утром, когда в палате было еще сумеречно. Сиделка ставила ему термометр под мышку, а он, натянув одеяло до самого подбородка, тер его пальцами. Доктор Браздил удивлялся: утренняя температура почему-то оказывалась выше вечерней. Сначала Папрскаржу было стыдно, но что поделаешь! Ведь от высоты ртутного столбика зависел покой и, возможно, жизнь…

В конце концов и температура не помогла. Однажды Папрскаржа отвезли в приемный покой.

Допрашивали его опять те же два гестаповца. Того, что был повыше, звали Ярошем.

— Ну вот мы и встретились снова, — усмехнулся Ярош. — Бросьте дурить и выкладывайте все! Каким образом вы вступили в связь с партизанами в Бечве? Кто вас связал с ними? Сколько в Бечве партизан?

— Не знаю ничего.

Ярош наклонился над ним.

— Значит, не знаете?

— Не знаю… я болен, вы же видите… я ничего не знаю…

Ярош неожиданно несколько раз ударил его по лицу.

— А теперь быстро! — приказал Ярош. — Кто укрывал в Бечве партизан? Кто их поддерживал? Кто с ними сотрудничал? Говорите!

Папрскарж молчал.

Второй гестаповец тоже рассвирепел. Встал из-за пишущей машинки и скрутил Папрскаржу руки. Не в силах терпеть боль, Папрскарж выкрикнул:

— Граховец сотрудничал с партизанами! Рудольф Граховец!

Они отпустили его.

— Значит, Граховец, говорите?

— Да, Рудольф Граховец, учитель.

Как он был благодарен в те минуты Анделке за то, что она ухитрилась передать ему весть о смерти Рудольфа!

— Но Граховец утверждает, что все делали вы!

— Как он может это утверждать! — возмутился Папрскарж. — Пусть он скажет мне в глаза!

Гестаповцы задавали все новые и новые вопросы. Но Папрскарж молчал. Тогда Ярош вытащил пистолет и нацелил ему прямо в лоб.

— Если не будете говорить, застрелю вас на месте.

— Я знаю только одно — с партизанами был связан Граховец. Стреляйте в меня, если не верите!

Папрскарж подписал протокол, и гестаповцы ушли.

В воскресенье дед ждал Анделку. И дождался. Как только она показалась в дверях, он закивал. Уставившись взглядом на постель Папрскаржа, она направилась к постели старика.

— Принесла с повидлом?

— С повидлом, с повидлом, — подтвердила Анделка, остановив взгляд на соседней постели. — Я вам, дедушка, такой пирог испекла, что пальчики оближете!

— Дедушка, — начала Анделка, когда старик откусил кусок, — слышала я, что лечение во Всетине немногого стоит… Вот в Кромержиже, говорят, больница! Вы, дедушка, должны сделать так, чтобы врачи отправили вас туда… В Кромержиже обо всем договорились с самим директором…

Посетительский час давно кончился. В палате снова воцарилась тишина. Папрскарж стал думать над новым сообщением.

После долгих размышлений он пришел к выводу, что речь идет об указании притвориться душевнобольным, чтобы попасть в кромержижское заведение, а там все улажено. И он решил прикинуться сумасшедшим.

С вечера, когда все в палате улеглись, Папрскарж вдруг закричал что было сил:

— В окно кто-то лезет… там… там!

Стражник проснулся, с минуту непонимающе глядел на Папрскаржа, потом на окно. Встал, подошел к окну, выглянул наружу, попробовал, хорошо ли оно закрыто. Вернулся, подозрительно посмотрел на Папрскаржа, пробурчал что-то. Но теплый воздух палаты и первый вечерний сон одолели его, и он снова задремал.

Папрскарж одним глазом наблюдал за ним. Дежурили возле него попеременно трое или четверо. Изредка приходил пятый, молодой, надутый. Папрскарж терпеть не мог его.