Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

Через какое-то время партизаны остановились передохнуть. Положили Ломигната на ветки и спичкой посветили на него. Он был в сознании, но молчал. Ребята расстегнули ему куртку и на левой стороне груди увидели кровь. Платком перевязали рану. Но стрельба стала приближаться. Они быстро наломали березовых веток, соорудили из них носилки и на них понесли Ломигната дальше.

Когда же пришли на Вартовну, он был уже в беспамятстве. Положили его в землянке рядом с Мишей, потому что не хотели подвергать риску Юращака. На нарах Ломигнат снова пришел в себя. Казалось, глазами он показывал на дверь.

Старыхфойту понял и тотчас же побежал к Горнянчиным. Вскоре прибежали Фанушка и Янек Горнянчин.

Лому тем временем становилось все хуже и хуже. Он сильно хрипел. Тело его судорожно напрягалось, словно он всеми силами хотел удержать в себе жизнь. Когда же к нарам подошла Фанушка, всем показалось, что Ломигнату стало легче. Но это только показалось. Тяжелое тело Лома обмякло, лицо посерело. Он умирал.

Подошел Танечек. Тихий, смиренный, даже какой-то торжественный. Пристально посмотрел на друга, но Лом уставился в потолок.

В землянку ворвался Цыра. Наклонился над Ломом и пытался придать ему бодрости:

— Это ничего, Лом! Выздоровеешь! Еще насолишь немцам!..

Ломигнат еще раз попытался собраться с силами, но не смог.

По старому обычаю горцев его положили наземь, чтобы легче умирал.

— Проклятая жизнь! — прошептал Филек Зесече и высморкался. — Не знает человек, где его подстерегает пуля. А почему?

— Без Лома худо нам будет, — заметил Вчеларж.

— Убавь нам жизни, господи боже! — запричитал Дворжищак.

Янек Горнянчин резко обернулся к ним:

— Не хнычь, не поможешь! Мы сами себе такую жизнь избрали, и нечего хныкать!..

Пришел Матей. Широко расставив ноги, склонился над Ломом и тихо заплакал.

Фанушка опустилась на колени и стала гладить Лому волосы. Она не верила, что он может умереть, и поэтому была спокойна.

А Ломигнат уже холодел.

По обычаю горцев у тела мертвого друга всю ночь играли в карты.

— Гоп, ножки, там и сям, — приговаривал Буковян, делая ход. — Если помер, ты уж там.

Странная была игра. Играли зло, прищурив глаза. А на соломе, держа на коленях голову умершего Ломигната, сидела Фанушка. Она шептала:

— Мы же были вместе, как те голубочки…

Утром Ломигната похоронили. Постояли молча над могилой. Когда же Танечек собрался было сказать надгробное слово, Помарыня опередил его:

— Из всех семян, посаженных в землю, скорее всего принесет плоды кровь мучеников, — скупо сказал он, но все поняли, что правде не требуется много слов.

Еще во время боев на радгоштском гребне в бескидской области появился капитан Степанов с семьюдесятью партизанами. Это были ребята из ратиборжской группы нелепо погибшего капитана Викторко, отряд гоштялковцев, партизаны Герыка с бельгийцами, парни Москаленко из Озницы и еще новые, в большинстве советские военнопленные, которые бежали из концлагерей и присоединились к ним. Так в Гостынских горах появился сильный отряд, в расположение которого по первоначальному плану штаба должна была переместиться вся бригада.

Но попытки Степанова помочь окруженным партизанам успеха не имели. Штаб на Кнегине уже не существовал, и силы бригады оказались рассеянными по всему хребту. Подавляющим численным перевесом сжимали немцы партизанские отряды и не позволяли Степанову прорвать это мощное кольцо извне.

Несколько раз партизаны Степанова вступали в тяжелые перестрелки с эсэсовцами. Многие из его ребят, лихих горцев, привыкших к рискованным нападениям, в таком бою оказались впервые. Соответственным был и результат: много раненых — самых смелых бойцов.

В конце концов Степанову пришлось вернуться с ранеными на Всацкие горы.

Найти командира либо раздобыть сведения, которые сделали бы возможными поиски штаба, было задачей нелегкой. Вокруг кишели враги. И все же Густлику удалось пробраться в горы над Горной Бечвой.

Но людей, к которым его послал командир, он не нашел — одних арестовали немцы, другие скрывались. Не оставалось ничего другого, как начать расспрашивать местных жителей.

Горцы разговаривали с неохотой. Но все же Густлик узнал горькую правду о смерти Ушьяка, об арестах, о сожженных хуторах и селениях.

— На Мартиняк не ходите, — посоветовал ему один лесоруб. — Там засела целая рота этих черных. Рыщут по лесным дорогам днем и ночью.