Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

На столе лежала кучка ассигнаций. Янек положил на них инструменты. Он не испытывал радости при виде этих денег.

Офицер приказал Мезуланику вынести доску из мастерской. На косогоре за домом он вынул из кармана блестящий свисток и пронзительно свистнул. Веселый шум и гомон, долетавший с дороги, затих.

— Одного человека! — резко крикнул офицер неожиданно сильным голосом.

Послышались команды, и через минуту на косогоре появился запыхавшийся солдат и откозырял офицеру.

Обергруппенфюрер протянул ему доску. Солдат взял ее и тут же едва не выпустил из рук. Офицер закричал на него, ударил перчатками по лицу и резко приказал ему идти. Солдат, весь напрягшись, спускался по косогору, бережно держа в руках доску.

Офицер повернулся к Янеку и вежливо простился с ним. Мезуланик фамильярно похлопал Янека по плечу и пообещал, что обязательно заглянет как-нибудь еще.

Они спускались к шоссе, а Янек задумчиво глядел им вслед.

— Они уже уехали, дяденька? А кого забрали? — услышал он вдруг за спиной чей-то голос и обернулся.

Это был Офефек — мальчуган Залеских, живших на краю деревни.

— А почему они обязательно должны кого-то забирать? — удивился Горнянчин.

— Да разве вы не знаете? Ведь они перевернули вверх дном всю деревню.

И Офефек рассказал, что в деревне возле дома старосты, прямо напротив общинного управления, повесили троих. Их привезли вот эти двое — толстый в мундире и штатский — и приказали повесить. Тому, что висит посредине, на грудь прикололи бумажку с надписью по-немецки: «Мы — бандиты».

В одно из воскресений к Горнянчиным, как раз когда они обедали, кто-то несмело постучался. Светлана замерла с ложкой у рта, глядя на мужа. Стук повторился. Никто не произнес ни звука. Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге показалась красивая чернобровая девушка, из-под белоснежного платка виднелись черные как смоль волосы, разделенные пробором.

Она в один миг оказалась у стола, бросилась на колени перед Горнянчиным, схватила его руку и расплакалась.

— Тоганича! — изумленно прошептала Светлана, а Янек смущенно гладил девушку по голове, уговаривал ее:

— Ну полно, полно… перестань же…

— Ах, дядюшка. Ах, если бы вы знали… — причитала девушка.

Горнянчин с большим трудом повернул к себе залитое слезами лицо девушки.

— Что ж такое стряслось у вас? Уж не корова ли пропала? — гадала Светлана.

Тоганича расплакалась еще сильнее. Не на шутку встревожившись, Горнянчин потряс ее за плечи.

— Да говори же! Мамку убили, отца? Или обоих?

Но это не подействовало, и долго нельзя было добиться от нее толку. Тогда Янек строго прикрикнул на девушку, и она, продолжая плакать, замотала головой:

— Нет, с родителями ничего не случилось.

Янек и Светлана вздохнули с облегчением.

— Так в чем же дело? — уже спокойнее спросил Горнянчин.

Но девушка снова залилась плачем, лишь выдавила из себя одно слово:

— Помарыня… Помарыня…

— Помарыня?.. — вспоминала Светлана. — Это тот парень из Липтала, который учился на священника?

Да, дело было в нем. И когда Тоганича выплакалась, она рассказала о своем горе.

Помарыня, как и Тоганича, был родом из Ратковой долины. Они с Тоганичей росли по соседству, в детстве вместе играли. Дворы их разделял забор, впрочем, даже не забор, а прогнивший низкий плетень, заросший крапивой, у которого они подолгу простаивали, уже когда подросли. Мать Помарыни умерла, а перед смертью она высказала желание, чтобы мальчик посвятил себя церкви. Когда он окончил школу, отец отдал его в семинарию. Тяжело молодым тогда было разлучаться еще и потому, что никто не знал об их детской любви. Но делать было нечего — пришлось парнишке отправиться в семинарию. Отец между тем нашел себе молодую жену, взял в приданое хозяйство в Липтале и переселился туда. Помарыня мог видеться с Тоганичей только в каникулы. И вот этим жарким летом, в самый разгар войны, между ними произошло то, что рано или поздно должно было произойти… Помарыня, правда, после каникул вернулся в семинарию, старался перебороть себя, но уже не смог. Тогда он сбросил сутану, удрал из семинарии, а вчера вечером явился домой. Отец рассердился и потребовал, чтобы он возвратился в семинарию. Помарыня наотрез отказался, и отец, рассвирепев, отстегал его кнутом на глазах всего Липтала и выгнал из дому.

Янек расхаживал по комнате. Поникшая Светлана сидела сложив руки на коленях.

— Бедная покойная Марина! Сын-то обманул ее! — сказала Светлана со вздохом.