Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

Священник Кобылка во время мировой войны жил припеваючи. Он раздобрел, отрастил живот, приобрел участок леса, завел хорошее хозяйство, кучера и пару лошадей, а кухаркой у него была словачка — кровь с молоком. Когда он ехал в своем экипаже к прихожанину, то никогда не забывал прихватить с собой пустой мешок — чтобы насыпали ему овса для коней, а при встрече протягивал руку для поцелуя. Он учил закону божьему и растил религиозных фанатиков. Когда школьники отправлялись куда-нибудь на экскурсию, они должны были принести пану священнику подтверждение, что не пропустили в тот день службу в костеле. Папрскарж видел, как Кобылка одурманивает свою паству, возмущался, но сдерживался. Однако когда благодаря стараниям священника была отвергнута просьба Папрскаржа о принятии на государственную службу («Без вероисповедания, а хочет на государственную службу!»), он сказал себе: «Уж теперь я ему не спущу!» И в общем-то оказалось, что не так уж он и безоружен: легионер, руководитель местной сокольской организации, учитель, которого люди любили… Как-то священник спросил: «Что это вы вытворяете — выступаете против святой церкви?!» «Но ведь у нас свобода совести», — ответил Папрскарж. Пан священник, не привыкший к тому, чтоб ему перечили, вышел из себя: мол, как было, так и будет! Но Папрскарж не уступал: «Нет, не будет. Когда-то вы сжигали людей на кострах, а теперь не сжигаете!» Потом приключилась эта злосчастная история с кражей. Папрскаржу больно было смотреть на своих голодных учеников. Еще больше страдала Милушка. Она даже подкармливала этих изможденных мальчишек и девчонок. Но разве можно прокормить на учительскую зарплату столько ребятишек?! И вот в один прекрасный день она решилась на противозаконные действия, а директор и не подозревал об этом. Ему, правда, иногда казалось странным, что дети почему-то спрашивают друг у друга, стряпает ли сегодня пани директорша. Она действительно готовила для них еду. Во время занятий. Мальчики тайком копали картошку на полях самых богатых хозяев, а девочки чистили ее. Такие у них были занятия! Разумеется, все всплыло, и из города для расследования прибыл инспектор, нахмуренный и строгий. Но Милушка показала ему детей, дремлющих на скамьях. Дома, чтоб они поменьше ели, им давали хлеб, смоченный керосином. Узнав все это, инспектор утратил свой пыл, стал покашливать, протирать очки. Именно в те дни, когда в школе велось расследование неслыханного случая систематического хищения овощей, Папрскарж устроил в школьном коридоре выставку «Что ест валашский ребенок» и пригласил местную верхушку. Правда, здесь было показано самое лучшее из того, что едят на выселках в горах — картофельные лепешки с запеченными в них дикими грушами, бобовый и кукурузный хлеб… Пана директора за это не похвалили. В представлении чиновников это был недозволенный прием.

Впоследствии выяснилась и роль пана священника Кобылки в этой неприглядной истории — именно он уведомил инспектора о кражах. Но доносить немцам?! И потом, ведь Папрскарж своими глазами видел, что священника привезли в Градиште вместе с ним и другими арестованными. Поистине, разобраться нелегко!

В один из ветреных вечеров кто-то постучал к лесничему. Циглер только что снял промокшие ботинки, и ему не хотелось выходить. Он открыл окно.

— В чем дело? — спросил он, но, подумав, что это могут быть и немцы, повторил вопрос по-немецки.

— Пан лесничий, выйдите скорей, у меня для вас записка от пана начальника.

— А, черт! — недовольно проворчал Циглер, потому что «записка от пана начальника» означала не очень приятное путешествие к месту расположения карательного отряда.

Уже закрывая окно, он спросил:

— А кто это?

Из темноты послышалось:

— Только побыстрее, пан лесничий, я очень тороплюсь…

— Ну ладно, я сейчас, — пробурчал Циглер, обулся и вышел в сени.

Не успел он приоткрыть дверь, как чья-то рука грубо заткнула ему кляпом рот, и кто-то очень сильный поволок его наружу. Циглер, здоровенный детина, ухватился за притолоку и не отпускал ее, но по руке его так больно ударили прикладом автомата, что он глухо застонал № невольно разжал пальцы. Вокруг себя увидел несколько незнакомых ему людей.

В лесу у него наконец вынули изо рта кляп, потому что он начал задыхаться. Его уже не держали, но пригрозив автоматом, сказали, чтобы не вздумал бежать.

По небу, словно чем-то напуганные, неслись облака. То наступала полная тьма, то становилось светлее. Циглера вели к заброшенному карьеру за охотничьим домиком. Когда его привязывали к толстому буку, он стал канючить, чтобы ему сохранили жизнь.