Виталий Мелентьев: Фронтовичка

Этот неторопливый и, вероятно, ненужный разговор над убитыми, под гул канонады по-своему влиял на Валю, словно закрепляя и закаляя проникшую в кровь мстительную силу. Застаиваясь, она бурлила и требовала выхода.

— Невесело тебе воюется, — отметила Валя.

— Им скушнее, — ответил боец и кивнул на убитых.

— Это верно, — подтвердила Валя и поднялась. Нужно было пойти в штаб и доложить о случившемся.

Обстрел затих, и до штаба она добралась без приключений. Смеркалось. Дождь падал все так же ровно и безостановочно.

Возле штаба собирались солдаты тыловых подразделений — встревоженные и неуклюжие, потому что все были в подсохнувшем и потому топорщившемся обмундировании. Начальства Валя не застала — все были на командном пункте. Но о ней помнили, и стоило ей появиться, как один из штабных офицеров сразу поставил задачу:

— Комбриг приказал взять людей, связистов и попытаться установить связь с Прохоровым. Если связь не установишь — лично передашь, что общая атака назначена на двенадцать ночи. Сигналы плановые.

Отобранные для выполнения этой задачи люди оказались незнакомыми — шоферы, ремонтники и даже повар из танкового батальона. И оружие у них было плохонькое — только длинные, неуклюжие винтовки. Валя поморщилась и вернулась в штаб.

— Разрешите самой выбрать людей? — попросила она.

— Многого хотите, сержант, — разозлился офицер.

— Задача такая.

Офицер раздраженно потоптался и буркнул:

— Разрешаю. Вечная вольница эти разведчики.

И тут сразу вспомнилось, что есть еще один разведчик, пусть штрафной, плохой, но все-таки обученный и привычный к ночным боям. Поэтому Валя рискнула:

— И еще прошу дать мне Зудина. Он виноват. Так вот пусть свою вину смывает кровью. Нечего ему сидеть в тепле, когда все воюют.

Офицер уже спокойнее, с интересом взглянул на Валю и ответил:

— Подумаем.

Валя вышла из землянки и обратилась к тыловикам:

— Товарищи, нужны добровольцы на опасное дело. Кто пойдет?

Неладный, плохо сколоченный и выравненный строй настороженно и угрюмо молчал. Валя подождала и, когда молчание стало невыносимым, язвительно заметила:

— Выходит, смелых тут нет?

— Дело не в смелости, — ответил возмущенный голос. — Дело в том, с кем идти. Это не на танцульку.

— А-а, вот в чем дело, — почему-то успокаиваясь, холодно и насмешливо протянула Валя. — Подвели причину. Ну и черт с вами!

Она отвернулась и тут только поняла и стыд и безвыходность своего положения. Только что хорохорилась в штабе, самолично изменяла его распоряжения, показывая, какая она предусмотрительная и умная, какая смелая, и все пошло прахом. Нижняя губа у нее задрожала. Валя прикусила губу и мысленно сказала: «Да иди ты к черту».

Кто должен был идти к черту — для нее самой было неясно, и уточнить это не пришлось, ее тронули за плечо.

Она обернулась. Рядом стояли трое бойцов — двое молоденьких, видимо шоферы, и пожилой ремонтник.

— Мы пойдем, — угрюмо сказал ремонтник.

Ей захотелось спросить: «Совесть заговорила?» — но она промолчала и кивнула головой. Ремонтник спросил:

— Еще люди нужны?

— А вы что, прикажете? — недоверчиво спросила Валя.

— Приказывать — не имею права. А вот коммунистов и комсомольцев вызвать могу.

— А вы… Вы тоже? — спросила она.

— Да, мы тоже.

Что ж, было, конечно, обидно, что на ее призыв пришли только те, кто вместе с партийными и комсомольскими билетами приняли на себя гордую и трудную обязанность всегда идти впереди на самое опасное дело.

Но чего же ждать? Смешно…

И Валя действительно улыбнулась:

— Что ж, спасибо. А насчет людей… Сейчас я проверю еще одно дело. Если оно удастся — то, вероятно, никто не потребуется. Если нет — нужно будет еще два человека. Вы коммунист? — спросила она у ремонтника.

— Да.

— Звание?

— Старшина.

— Что ж, товарищ старшина. На первом этапе командовать придется мне, а потом, вероятно, вам. А пока что постарайтесь найти автоматы, хотя бы парочку, и больше гранат. Хорошо бы достать и финских ножей. Через полчаса чтобы все были готовы. Сбор — здесь.

— Слушаюсь, — серьезно ответил старшина, и Валя на мгновение ощутила легкий стыд, словно взяла и присвоила то, что не могло принадлежать ей по праву. Но сейчас же подавила и эту вспышку — так нужно. Это делалось не для нее, а для других.

Зудина привели под конвоем. Он стоял в землянке, привычно заложив руки за спину, наклонив голову, исподлобья поглядывая на окружающих. Широкоплечий, широколицый солдат-конвоир стоял у дверей, положив огромные руки на автомат.