Алексей Котенев - Последний перевал

На другой день Ванька Ермаков начал было хвастать перед дружками храбростью своего отца: сам погибал в огне, а людей к беде не подпустил. Кое-кто из ребят поверил, но Васька Сапрыкин ехидно хихикнул и повернул геройство отца совсем в другую сторону: дескать, Епишка не пускал людей на крышу потому, что там прятал добро, награбленное в войну на купеческих складах. И даже уверял, будто сам видел, как горели у трубы фанерные ящики со спичками.

После пожара отец поставил на берегу Шилки крестовый дом под железной крышей, с белыми ставнями и резным крыльцом. Ну как тут не похвастать Ваньке Ермакову, какой додельный у него отец? Но злые языки и тут омрачили его радость. Начались суды, пересуды: на какие шиши извечный батрак Епишка Ермаков покупает лес, да железо, да краску? Ванька вынужден был открыть тайну — рассказал дружкам, сколько золота нашел его отец в степном кургане на пашне. И даже придумал подробности, как это случилось. Копал, копал отец в кургане яму, и ровно в полночь как загудит под ним земля, как затрясется курган, и вдруг из ямы вывинтился огромный котел с золотом. Вывинтился и говорит отцу: «Не коли, Епифан, ты мою животину, не ковыряй мою старую утробину. Возьми золота сколько тебе надобно и уходи домой на доброе здоровьице». Отец не струсил, нагреб полную фуражку золота и вот поставил новый дом.

Но Ваньке никто не поверил.

В тот памятный год Степан Жигуров создавал в селе колхоз «Рассвет». Заклокотала, забурлила Ольховка, как Шилка во время весеннего паводка. С утра и до глубокой ночи проходили сходки. Сельские богатеи, почуяв недоброе, взялись мотать свое имущество, чтоб оно не досталось бедноте. Епиха Ермаков решил не упустить момента: начал скупать по сходной цене разное старье — машины, инвентарь — и, как муравей, тащил все на свой двор, чтобы осуществить давнюю мечту — разбогатеть!

Ванюшка помнит, как горели отцовские глаза, когда он привез во двор лобогрейку, купленную у своего бывшего хозяина Митрофана Кабыченко.

— Ванька! Принимай наследство! — орал он на всю улицу. — Теперь она твоя! Ты слышишь? Твоя! Довольно мироедам глумиться над нами! — Он был весь в поту, лицо горело огнем, редкая рыжая бороденка тряслась, как в лихорадке.

Потом отец привез старенькую сенокосилку, конные грабли и прошептал Ваньке на ухо, что съездит в Нерчинск и обязательно купит кое-что еще.

Хорошее настроение отцу испортил Степан Жигуров. Зашел он во двор чернее тучи, окинул взглядом имущество новоиспеченного богатея и разразился таким матом, какого Ванька в жизни не слыхивал.

— Ты что, подлец, делаешь?! — закричал он. — Позорить звание красного партизана? Эх ты, темнота сермяжная!

— А ты что, командир, испугался, что Епишка Ермаков досыта хлеба поест? Ты погляди на мои руки. — И он выбросил вперед свои избитые в работе руки со скрюченными пальцами.

— Но почему же ты морду воротишь от новой жизни? Почему в колхоз не вступаешь? Почему предаешь советскую власть, за которую мы кровь проливали? — спросил Жигуров.

— Ты советскую власть не трожь. Она мне тоже не мачеха, — ощетинился отец, как взъерошенный воробей. — Я хочу сполна получить с нее. А ты меня обратно за горло давишь. Не отдам я своего сына тебе в работники. Хочу сделать его хозяином. Ты нам что говорил, когда вел на Читу? «Кто был ничем, тот станет всем!» Я хоть неграмотный, а помню.

— А почему ты хлеб не сдаешь советской власти? Ты что, контра, хочешь уморить ее голодом?

— Ты за моим хлебом пришел? Хочешь узнать, где я его спрятал? Пойдем покажу.

Отец схватил Жигурова за рукав, потащил его под сарай и показал глазами на двойную крышу над овчарником, где он укрывал когда-то Жигурова от семеновцев.

— Вон там я запрятал свои мешки! Там! Там! Ищи своими бесстыжими глазами!

Жигуров побагровел, задрожал весь от гнева. Глаза его налились кровью. Схватив отца за грудки, прошипел в самое лицо:

— Так вот чем ты хочешь купить меня? Старой дружбой? Не купишь! Доверием моим пользовался, гад. А теперь крестовые дома строишь, машины покупаешь? Видно, не зря на тебя, мародера, доносили партизаны. Ну ничего, я все раскопаю. Я тебя выведу на чистую воду, стяжатель несчастный! И уж тогда пощады от меня не жди. Я тебя не буду таскать по судам да следствиям. Сам, вот этой рукой пристрелю! Ты слышишь меня, подкулачник?..

Он хотел схватиться за револьвер, но подскочивший Ванька больно укусил его за палец. Жигуров выругался, клюнул в мякину, где копошились куры, и стремительно вышел со двора.