Алексей Котенев - Последний перевал

— Ну хватит, хватит, — смутился Иван.

— Это все от избытка чувств, ваше благородие, — сказал в оправдание рыжий бородач. — Россию вы нам напомнили.

— Только вы меня благородием не зовите, — одернул его Ермаков. — Нет теперь в России такого класса. Все у нас товарищи.

В это время в русский клуб вбежал Ахмет и, стукнув у дверей каблуками, громко доложил:

— Товарищ начальник гарнизона! У склада с трубами обнаружен японский часовой. Стоит с винтовкой и никого не подпускает. Разрешите уничтожить…

— Постой, постой. Откуда он взялся? — спросил Ермаков.

— Впопыхах забыли, видно, снять, когда драпали, — засмеялся Ахмет. — А может, оставили, как собаку, сторожить.

— Чего же он там стоит? Надо ему объяснить, что война кончилась.

— Пробовал — не понимает ни по-русски, ни по-татарски.

— По-японски надо объяснить, — сказал Ермаков и обратился к русской делегации: — Водопровод мы хотим вам поправить, а самурай трубы не дает. Кстати, есть среди вас инженеры?

— Инженеров у нас нет — мы не ученые, — но водопровод починим, — выступил вперед высокий седой эмигрант в вышитой косоворотке.

— Очень хорошо, — обрадовался Ермаков и направился к выходу. — Поможете организовать восстановительные работы.

По дороге Ермаков на ходу инструктировал Евлалию, что она должна сказать японскому часовому. Поодаль за ними следовала толпа эмигрантов, изъявивших желание помочь советскому командованию поправить городской водопровод. Но чем ближе подходили к японскому складу, тем заметнее редела толпа. Вскоре около Ермакова остались переводчица да хорунжий. Шагах в десяти позади них бежала дородная дама, видимо жена хорунжего, и все повторяла:

— Мишель, Миша, куда же ты?

В частой сетке дождя показался склад, а у его дверей расплывчатая фигура часового. «Подпустит или нет?» — спросил себя Ермаков, подумав о том, что, видимо, и по японскому уставу часового может снять с поста лишь тот, кто его поставил, — разводящий.

Увидев незнакомых, хранитель складов тряхнул винтовкой и что-то сердито крикнул.

— Вот чумной! — сплюнул Ермаков. — Скажите ему, что война кончена. Пускай бросает оружие.

Евлалия перевела слова начальника, но часовой снова вскинул винтовку и торопливо выстрелил. Пуля просвистела, у самого уха Ермакова и угодила в хорунжего, шагавшего позади него. Тот повалился на землю. Ляля взвизгнула и от страха упала рядом. Увидев, что часовой перезаряжает винтовку, Ермаков выхватил маузер, рванулся вперед и выстрелил. Часовой, перекосив плечи, выронил винтовку и упал на колени у дверей склада. Звякнула цепь, которой он был прикован к косяку.

Ахмет, первым подбежав к часовому, хотел со зла прикончить его прикладом автомата, но Ермаков оттолкнул ефрейтора:

— Не лезь на раненого! Он по-солдатски прав: мы же шли без разводящего. Перевязать его.

Японец зажал окровавленную правую руку, виновато посмотрел на Ермакова. Ахмет, чертыхаясь, принялся его перевязывать. К хорунжему подбежала, охая, жена. Сбежавшиеся со всех сторон эмигранты начали восхищаться смелостью Ермакова.

— Вы нас спасли! Вы благороднейший человек! — стрекотали женщины.

— Вы же герой! Вы настоящий герой! — повторяла, задыхаясь, Ляля. — Я таких еще не видела. Как же вы не побоялись?

— Нет, не оскудела Россия богатырями! — заглушал всех мужчина в косоворотке. — Не перевелись там отважные люди. Не перевелись!

Ермаков с горькой усмешкой смотрел на сбежавшихся эмигрантов. Что взять с этих обывателей, которые не видели ни Бреста, ни Сталинграда! У них свои понятия о героизме. Увидели, как он обезоружил посиневшего от голода, обреченного на гибель солдата, и посчитали это за подвиг!

— Смешные вы люди, право, — покачал головой Ермаков. — Знали бы вы, как наша погранзастава фашистов держала! Танки на нас шли, бомбы сыпались с самолетов. Ад кромешный! А мы стояли — и никаких гвоздей. Одиннадцать дней и одиннадцать ночей стояли. А вы тут за японца меня в герои производите. Хватит тараторить! Берите трубы и чините свой водопровод. Пейте на здоровье чистую водичку…

Но, прогнав эмигрантов, Ермаков не избавился от неприятных для него слов о «героизме». Случай у японского склада ошеломил переводчицу, и она до самого вечера ходила под впечатлением увиденного. Никак не могла понять, как же это может быть такое: в человека стреляют из винтовки, могут пробить сердце и убить до смерти, и он, человек, зная все это, идет прямо навстречу опасности. Что его заставляет идти на смерть? Какая сила толкает его?