Анджей Мулярчик - Катынь. Post mortem

– Иди уже. Иди, – приструнил он жену. – Чтобы устроить себе такое, надо ой-ой какие связи иметь.

Наверху Анна заметила, что двери в кабинет профессора Филипинского, прежде опечатанные полоской бумаги с красными печатями, теперь были распахнуты настежь и солдаты под командованием Буси переносили туда мебель из гостиной. В глубине гостиной Анна увидела Ярослава. Он поторапливал солдат, которые как раз перетаскивали огромный шкаф в прежнюю спальню. На мгновение он растерялся, не зная, что делать с окурком папиросы, который держал в руке, а затем украдкой воткнул его в горшок с кактусом. Заметив взгляд Анны, он смутился и, извиняясь, буркнул, что на фронте, увы, человек становится хамоватым…

Анна отошла в сторону, освободив проход для двоих солдат, которые теперь пытались вытащить из гостиной ее большое ложе.

– Как мне это понимать? – обвела она рукой этот беспорядок.

– Как акт исторической справедливости. – Ярослав произнес эти слова с явной иронией. – Именно это обещает нам всем история.

– Теперь история у таких, как мы, хочет все отнять.

– Польская интеллигенция уже понесла такие потери, что теперь она должна быть под защитой. Позаботиться о вас было моей обязанностью. И впредь прошу вас помнить, что вы всегда можете на меня рассчитывать.

Он церемонно поцеловал Анне руку.

Буся дирижировала солдатами, как когда-то ординарцем Макаром, энергично отдавая распоряжения, куда именно они должны поставить мебель. Ника переносила книги в кабинет дедушки.

– Как вам удалось это сделать? – Анна не могла поверить, что к ним вновь вернулась вся площадь их квартиры. – Нам ведь грозило очередное уплотнение.

Ярослав посмотрел на нее как учитель, который должен преподать кому-то знание элементарных прав.

– В народной армии главные люди – это повара и квартирмейстеры. – Произнес он это с обычной усмешкой, которая отнюдь не означала, что он говорит с иронией, а скорее давала понять, что есть вещи, которых он не принимает и от которых дистанцируется. – К счастью, я отношусь к этим вторым. Я просто не мог смириться с тем, что семья господина майора живет словно не у себя дома.

И тогда он второй раз поцеловал ее руку, как человек, который скрепляет печатью подписанный договор.

Ника приводила в порядок книги в прежнем кабинете дедушки. Анна внесла в кабинет тяжелую статуэтку, изображавшую маршала Пилсудского на коне. И тут Ника заметила, что полковник смотрит на ее мать не как на вдову майора Филипинского, но как на привлекательную женщину. Может быть, это была всего лишь случайность, а может, он совершенно сознательно вынул с застекленной полки библиотеки не том Аристотеля, Сенеки, Паскаля или Шопенгауэра, а именно том Марка Аврелия, чтобы найти в нем цитату: «Следует любить все то, что с нами случается». Он перевел взгляд на Анну и сам прокомментировал эту фразу:

– Они, верно, никогда не бывали на войне. – Ярослав перелистнул несколько страниц и снова взглянул на Анну. – По Марку Аврелию выходит, что не может быть плохим то, что согласуется с природой.

– А убийство согласуется с человеческой природой? – Анна смотрела ему прямо в глаза, ожидая от него прямого ответа.

– Ни один поступок сам по себе не может быть ни хорошим, ни плохим. – Ярослав словно взвешивал находившуюся в его руке книгу. – Все зависит от мотивов.

– Значит, каждый может иметь какое-то оправдание?

– Это вопрос совести. Мой дядя был врачом во Львове. Большевики разыскивали его приятеля, поэтому, желая его как можно лучше спрятать, он поместил его в психиатрическую клинику. Сделал его сумасшедшим.

– И это его спасло? – вмешалась в разговор Ника.

Ярослав отрицательно покачал головой:

– Напротив, погубило. В сорок первом году пришли немцы и всех пациентов расстреляли. А дядю по сей день мучает совесть, что его приятель погиб по его вине.

Анна стояла у окна кабинета. В волосах ее играли лучи солнца, придавая прядям легкий медный оттенок. Глядя куда-то вдаль, на далекие крыши домов, она сказала, обращаясь больше к себе, чем к присутствующим в кабинете:

– Совесть… Правда… – Она пожала плечами. – После этой войны ничто уже не будет таким, каким было прежде. Все изменилось.

Ярослав смотрел на ее силуэт, освещенный солнцем.

Господин Филлер явился неожиданно. На шее его был искусно повязан фуляр, фотограф как-то торопливо прикоснулся губами к руке Анны, словно он хотел забыть о том особом отношении, которым он прежде всегда ее отличал.