Петр Лебеденко - Навстречу ветрам

И вот, когда шхуна уже начала погружаться в воду, шкипер прыгнул и поплыл к шлюпке. Плыть оставалось всего десяток метров, когда все увидели, что наперерез ему мчится акула. В шлюпках ахнули. Но шкипер был храбрый моряк. Он выхватил из ножен кортик и взмахнул им. Казалось, еще миг, и он поразит страшное чудовище в самое сердце. Но… акула приподняла голову над водой, и моряк услышал, как она проговорила человеческим голосом: «Шкипер! Рыбу ножом не режут». Рука шкипера дрогнула, он на секунду задумался и… погиб…»

Андрей и Никита взглянули на осетрину, на ножи в своих руках и все поняли. Поняли это и другие, потому что все смотрели в их сторону. А я только и смог сказать: «Эх, тюлени, тюлени, два миллиона чертей!»

Послышался громкий смех курсантов, Никита уже хотел выйти из-за шторы, но Андрей удержал его за плечо.

— Подожди, Никита. Ручаюсь, что Вася еще не кончил, — прошептал он.

Вася, действительно, не кончил. Покосив глазом на шторы, он продолжал свой рассказ:

— Но вы думаете, что на этом все и закончилось? Андрей и Никита решили все же показать, что они уж не такие тюлени, как о них подумали из-за этой проклятой осетрины. Они начали расхваливать друг друга. Никита начинает: «Ах, если бы вы знали, что это за летчик Андрей Степной! Мир таких не видел. Для него фигуры высшего пилотажа — это все равно, что простая арифметика для профессора математики!» А Андрей в это время хвалит Никиту. «Нет, — говорит он капитану «Вечерней звезды», — вы даже представить себе не можете, что это за человек, Никита Безденежный! Умница, светлая голова, необыкновенный лингвист!» — «Да что вы? — удивляется капитан. — И много языков он знает?» — «Французский, английский, итальянский». — «По-французски я когда-то разговаривал», — говорит капитан и направляется к Никите. А Никита, как вы знаете, говорит по-французски так же отлично, как я по-полинезийски. Но виду не подает. Подходит к нему капитан и просит: «Не сможете ли вы, молодой человек, перевести на французский одну строчку известной русской песенки: «Ах вы, сени, мои сени». — «С удовольствием, — отвечает Никита. — В переводе на французский это будет выглядеть так: «Ах, вестибюль, мой, вестибюль!»

Когда утих смех курсантов, Вася закончил:

Но не думайте, что после этого Андрея и Никиту позорно изгнали. Просто, к ним подошел сам председатель горсовета и сказал: «Наше общество очень признательно вам за то, что вы осчастливили нас своим посещением, но… В общем, разрешите пожелать вам спокойной ночи…»

Вася, может, продолжишь?! — крикнул Никита, входя в комнату.

А, Никита, Андрей! Мы только сейчас вспоминали вас. Я тут рассказывал ребятам про Яшу Райтмана и думал: «Вот жаль, нет Никиты и Андрея! Посмеялись бы!»

А уже через две недели, когда закончилась наземная подготовка и рулежка, эскадрилья вышла на аэродром для полетов.

Это утро каждый курсант вспомнит и через двадцать лет. Голубоватое тихое утро с застывшими листочками деревьев, с легкими, прозрачными облаками в синем небе. Вспомнит курсант и гордое волнение в глазах при готовившегося к первому полету товарища, и незабываемое волнение души.

Один за другим выруливали на старт самолеты. Со стартовой линии дежурные взмахивали белыми флажками: разрешено взлетать — и навстречу ветрам улетали в первый полет будущие летчики. На каждом лице в счастливых, глазах — радость этой незабываемой минуты и тревога: как-то я буду чувствовать себя в воздухе? Каждый курсант перед тем как сесть в самолет, окидывал взором широкую степь, долгим взглядом смотрел на блестки росы, разбрызганной по зеленой траве, прислушивался к тишине. Словно хотелось запомнить все это надолго, может быть, навсегда.

…Никита проверил ремни, надвинул на глаза очки и доложил:

Курсант Безденежный к полету готов!

И вот он в воздухе. Плывет внизу земля, незнакомая, неузнаваемая. Плывет медленно, удаляясь все дальше и дальше. Какое-то особое чувство охватывает каждую клетку тела, хочется смеяться и петь от счастья.

Смотрите влево, — сказал инструктор. — Видите «Т»?

Никита утвердительно кивнул головой:

Вижу.

Делаем второй разворот.

«Второй? — подумал Никита. — А когда же был первый? Неужели прозевал? Растяпа! А еще давал себе обещание не отвлекаться, за всем наблюдать. Сколько же времени мы летим?»

Он взглянул на часы, но тут же вспомнил, что не заметил времени взлета. «Коробочка», или полет по кругу от взлета до посадки, длится шесть минут. Шесть минут! Почему не шесть часов?! Почему не шесть дней? Лететь бы и лететь все выше и выше, все дальше и дальше…