Петр Лебеденко - Навстречу ветрам

Никита палкой поворошил костер и первым нарушил молчание.

Если никто не написал Анке, что со мной все в порядке, она умрет от горя, — проговорил он. — И маленький Никита, наверно, плачет.

Ты увидишься с ними? — спросил Антек.

Вряд ли. Они далеко, в Сибири.

Ни в коем случае нельзя оставлять Казика, — сказал Андрей.

Но Войтковский и слушать ничего не желает, — ответил Антек. — Да и сам Казик… «Я никуда от отца не уйду», — говорит он. А увезти мальчугана надо.

Антек поднялся, шагнул в темноту и через некоторое время вернулся к костру с Войтковским.

Садись, Казимир, — сказал он. — Твой друг Андрей хочет поговорить с тобой.

Казимир сел и, словно зная, о чем пойдет речь, сказал:

Казик останется со мной.

Андрей уже хорошо понимал по-польски и говорил почти свободно, перемежая русские слова с польскими, но сейчас почему-то не мог составить даже простой фразы. И он обратился к Антеку:

Спроси, он это твердо решил?

Твердо, — ответил на вопрос Антека Казимир.

Это неправильно, — сказал Андрей. — Он может погибнуть… Мы возьмем его с собой, а после войны…

Нет. — Войтковский отрицательно покачал головой. — Казик, мой сын, не погибнет. Он будет хорошим разведчиком.

Послышался гул моторов. Никита вскочил, крикнул в темноту:

Товарищи, летит!

Разведчики, партизаны, с которыми накануне встретилась группа Антека, зашевелились, стали подбрасывать в костры сухие ветки.

Сделав круг (в это время на земле притушили один костер, другой перенесли в сторону), самолет пошел на посадку. Андрей и Никита стояли рядом, с замиранием сердца глядя на машину.

Подрулив к кострам, командир корабля поставил машину на взлет и, не выключая моторов, открыл дверцу, Антек подошел первым, и они обменялись паролем.

…И вот последняя минута. Януш уже в самолете, прильнув к иллюминатору, что-то кричит Казику. Второй пилот Никиты Саша Моргун, стрелок и штурман поднимаются по трапу, останавливаются и машут руками.

Командир корабля ежесекундно поглядывает на часы, торопит Андрея и Никиту:

Пора, товарищи!

А они не могут расстаться. Стоят, обнявшись, кругом: Андрей, Антек, Никита, Казимир Войтковский, Казик. И хотя бы разговаривали, а то стоят и молчат, ни одного слова.

Командир корабля тепло улыбается, показывая на них второму пилоту:

Видал?

Встретимся? — спрашивает наконец Никита у Антека.

Встретимся, — твердо отвечает Антек.

Сняв одну руку с плеча Никиты, а другую — с плеча Андрея, он подталкивает их к самолету. Они идут. Вот и трап. Войтковский вдруг обхватывает Андрея, прижимается лицом к его лицу.

Андрей, — говорит он, и в горле у него что-то булькает. — Ты там, у себя, помни: нету больше бандита пана Войтковского. Есть солдат Казимир Войтковский… — На минуту он умолкает, не привык говорить подолгу. — И когда мы потом увидимся, будем, как братья… Добже, Андрей?.. Пошли, Казик.

Сгорбившись, словно неся на плечах тяжелый груз разлуки, Казимир Войтковский уходит в темноту, уводя за руку своего сына.

…Андрей, прижавшись к стеклу, смотрел, как медленно уплывает темная земля. Маленькими искорками мелькнули внизу костры и потухли. Черные горы отодвинулись вправо, растаяли, исчезнув в ночи. Потом ушли назад и темно-зеленые массивы лесов. Плыла внизу польская земля, и Андрей чувствовал, как больно сжимается сердце: там остались друзья.

Гром артиллерии приближался к городу. Ночами небо горело, как в пожаре. Все чаще над городом появлялись советские бомбардировщики, все чаще заведующий немецким складом Федотов давал задания Лизе и Игнату: «С «Пристани Глухарь» посылать сигналы — две короткие, две длинные вспышки… В час сорок поджечь кучу приготовленных стружек на восточной окраине мыса. В два ноль-ноль поставить фонарь «летучая мышь» в огороде тетушки Марьи, пусть горит три минуты…»

Летчики бомбили порт, бомбили железнодорожную станцию, бросали бомбы на склады со снарядами. Немцы метались, среди них ходили слухи: железная дорога на западе отрезана, русские подготавливают «котел».

Лиза слышала однажды, как Ганс Вирт сказал брату:

Эти слухи имеют под собой почву. Штейер вызвал несколько транспортов, надеется эвакуировать свое хозяйство морем.

«Котел»? — спросил Эгон.

Поменьше сталинградского, но что-то похожее на него. Гюнтер Трауриг летал сегодня в разведку и подтверждает, что мы отрезаны.

Лиза, конечно, не все поняла, о чем говорил капитан, но то, что она смогла разобрать, наполнило ее радостью, придало ей новые силы. Она побежала рассказать обо всем Игнату. Тот не удивился ее сообщению.